Выбрать главу

«Беседа» длилась 15 минут. С кофе. Зачем приглашали? Затем, чтобы поглазеть вживую на автора скандального рассказа? И только?… В конце концов, какое дело им было, отпрыскам обитателей партийного Олимпа, до таких вот историй с какими–то давным–давно истлевшими фюрерами? Им, которые не оборачиваясь назад уже скогтили застолблённое их дедушками, или папами бездонное корыто с несметными богатствами Государства Российского? Им, которые уже вовсю выгребают его содержимое? Им, которые уже оседлали Империю? До историй ли им с географией?

От озверевших СМИ меня защищало право «Родины» на мой рассказ. Но пресс–атташату ФРГ журнал отказать не мог. С немцами встретились мы в их квартире на Кутузовском проспекте. Пауль Н. Н. был непреклонен в неприятии моей версии:

— Где–то, я тоже мог бы фантазировать на тему о гипотетической встрече двух деятелей, — сказал он. — Совпадение системы инфраструктур достижения целей. Общность методов… Но я — лицо официальное. Подчинённое. Зависимое. А потому своим мнением размахивать не могу… Вот, смотрите, — он театральным жестом указал на полки. — Три сотни книг здесь — о Гитлере. Не апологетика. Нет! Жизнеописание исторического лица. А апологеты ещё придут. Уверяю вас. Они явятся, когда придёт время… Так вот, здесь только факты. Здесь собрано всё, что связано с жизнью и деятельностью фюрера. Всё абсолютно! От его детского дневника до… рецептов пургена, — у него были проблемы со стулом… Но ни одного слова, ни одного факта, которые дали бы историку повод усомниться в непричастности канцлера к непристойнейшим в его глазах предположениям о чём–то подобном этим вашим встречам. Нет ни одного намёка на их подготовку. Ни одного намёка на их планирование. Ни одного намёка на мысль, что они могли иметь место… Ни–че–го!

По должности я вынужден откликнуться на ваше выступление. Его безусловно ожидают в Германии. И его ждут повсюду в мире: «Что скажут немцы?» Ждёт и мой боннский шеф, автор доброй половины этих вот исследований. Зубы съевший на истории Гитлера. Вот ему–то, — что ему я отвечу? Опровергну его на основании вашего рассказа? Несерьёзно. Рассказ — не документ. Он ничего никому не доказывает. Я знаю историю вашей монографии о комплоте — в своё время ваши чиновники запрашивали моё ведомство. Но тогда, двадцать лет назад, я был лишь экспертом. И ничто не мешало мне высказывать собственное мнение. Его я и сообщил в Москву. Между прочим, без экивоков, которыми наполнена рецензия господина Дашичева, опубликованная в том же издании, что и ваш рассказ. Теперь могу констатировать — рассказ ваш только лишь рассказ. Не более того. И его не следует путать с фактами, которых нет. Нельзя же ссылаться на свидетельства — пусть даже нотаризованные — в вашей рукописи. Тем более, что она арестована. И вот уже 22 года как похоронена в архивах.

Я чувствовал, как не интересен ему со всеми своими дурацкими «раскрытиями», совершенно не нужными ему — графу фон Н. Н., апологету раз и навсегда определённой официальной версии. Он же рекомендует мне ждать, при желании, искомых мною фактов, которые — будем надеяться, — сказал, улыбаясь, — никогда не всплывут из небытия.

— Я не поклонник фюрера. Не почитатель его памяти. Но… Слишком несопоставимы фигуры вами сведённых лиц. Сама мысль о их возможной встрече — нелепица! Гитлер никогда бы на неё не пошел!

/Так ведь и Горбачёв тоже сказал, лапушка, только про нашего!/… Смеётся надо мною, этот фраер лощёный — граф Пауль фон Н. Н.! Кто для него я? Технарь, пусть небезызвестный. Обнаглевший дурак, оглоед; в деликатнейшей материи, какой является историческая фактология, хулиганствующий профан, пытающийся нахрапом прорваться в её святая святых… Действительно… В эту чреватую историю влез я, как кур в ощип. Поделом мне выслушивать теперь уничижительные сентенции от этого чистоплюя–сноба, который позволяет себе отбеливать в моём присутствии своего чёрного кобеля и лапшу развешивать о «непочтении» Гитлера.

«Не было никакой встречи!» — стояла в моих ушах его прощальная фраза. «Не-е бы–ло!«… Прав он, конечно. Немец он. Ему, немцу, чтобы документ! Аусвайс! В котором чтобы чёрным по белому. Открытым текстом… Напрасно обижаюсь…