Итак, сбывались наши с Иваном Павловичем надежды: через неделю — моё первое сообщение в эфире о «Бакинском этапе», чудовищном даже для «Государства ГУЛАГ» событии на Волге. Оно анонсировалось как «Этап из Баку», и планировалось как рассказ о пропавших без вести солдатах войны. Тогда страну начали трясти сообщения об обнаружении добровольными следопытами на местах былых сражений в Западных областях бесчисленных свалок солдатских останков, которых доблестная и непобедимая армия — за «делами» — «забыла» похоронить…
* * *
… Меня тревожит молчание Алексахина: с конца ноября не отвечают домашний и дачный телефоны. Меж тем, за два дня до передачи эфир «ужимают», я сопротивляюсь — не хочу комкать такое /!/ свидетельство! Но редакторы настаивают — время эфира строго регламентировано.
В 5.00 пополудни 30–го ноября мне ещё раз позвонили: воркующий женский голос, обворожительно грассируя, с милым укором предупредил, что все жданки пГошли, и просил меня сГочно пГибыть к Ивану Павловичу на дачу, чтобы окончательно согласовать текст. — Но, почему же он раньше меня не предупредил? Почему сам раньше не позвонил? Проспал?! — Ха! Ха! Ха! Вы, доГогой автоГ, витаете аж в безвоздушном простГанстве! Геалий жизни не чувствуете: зима началась! Значит, и Гемонт теплосетей. Ясно? Нет? Не слышали, с чего начинается Гемонт? С их вскГы–ытия экскаваатоГами! А они имеют обыкновение «наГушать» телефонные и пГочие кабели… Пожалуйста, потоГопитесь. На двоГе уже темно, а вам ещё электГичкой… Я его соседка по даче. СобГалась в Москву. Он и попГосил звякнуть. Чао!
Делать нечего, надо ехать, сорвав встречу, которую Саид Эскиевич Бахарчиев устраивает сегодня в ресторане «Под шарами». Нам надо поговорить с Дудаевым, — тоже родичем Саида, и с Шамилем Басаевым, уезжающими — один к месту службы, другой домой, в Чечню. И Саид, мой бывший аспирант, «сидит» на телефоне: боится, как бы не сорвалось прощание. И оно срывается: сообщаю Саиду о срочной поездке к Алексахину. Переодеваюсь в лыжный костюм…
* * *
Резкий, громкий, торжествующий звонок!… Открываю… На площадке лестницы толпа — иначе не назовешь сборище людей, улыбающихся мне… Нацеленные в моё лицо объективы телекамер… Ослепляющий свет направленных на меня съёмочных юпитеров… Блеск блицев фотокамер… Муфты упёртых в меня микрофонов…
Японцы? Все — японцы?… Но почему?!… Ничего не могу понять…
— Здравствуйте! — говорит мне молодой, с седой шевелюрой, атлет. — Здравствуйте! Конничива-а!… Мы вас нашли, дорогой Додин–сан! Нашли!
… В гостиной столпотворение. Сидят на диване, в креслах, на стульях, на ковре. Кто не успел сесть — стоят… Гомон! Смех! Вопросы! Большинство хорошо говорит по–русски. Дипломаты, репортёры, учёные–слависты?.. Раскрывают торжественно кейсы. Достают и развёртывают газеты… Я вглядываюсь… Что это? В небольшой статье — фотографии… И на одной… Так это же Тацуро Катакура! Мой лагерный товарищ! Мой подопечный зэк! Бывший офицер разведки, а в Братске — в конце сороковых, в начале пятидесятых — зэк! Доходяга! Жмурик! И интеллигент из интеллигентов! Холодный философ, которого вытащил я с того света! Вытащил кровью своей и своей баландой… И вот же он! Старик совсем!
Кто–то тычет в газетные тексты, в фотографии.
— Вот газета «Шинкей шимвун»! Моя газета… Дорогой Доэзин–сан, сегодня, 30 ноября, она сообщит всей Японии о Вашем подвиге! Мы получили её факсом — и вот — примчались! Прибежали поздравить с… нахождением! Ваши друзья в Токио перевели заголовки — вот переводы: «Дверь которая была закрыта 40 лет!«… И «Поговорим, Додин!«…
Гости пробыли недолго — торопились: нас с Ниной Оттовной и детьми ожидал «его превосходительство» посол «Их Императорских величеств». Ожидали сотрудники японского посольства для «совершения торжественной церемонии приёма». Ожидал поздний ужин–банкет… Но мне необходимо с Алексахиным встретиться! Он же ждёт!…
— Нет–нет! Не можно!.. К другу Вы ещё успеете! Успеете!
Действительно — успею… И — не японцы — точно бы успел…
Рано утром у Алексахина проклюнулся телефон. Но трубку никто не поднимает. Беда! Видно, или спит крепко /за ним такое числится/, или, не дождавшись, уехал домой?
Позвонил сыну. Извинился за отсутствие на именинном торжестве. Рассказал о событиях ночи на посольской даче. Позвонил Саиду — объяснил причину срыва встречи с его родичами в «Арагви». Решили отдохнуть.