— Знаете, я не бывал у своих вот уже шесть лет. Если можно, я бы к вечеру добрался домой, переночевал, а завтра на заре в город и завтра же вечером вернулся по холодку в монастырь.
— Хорошо, хорошо, бери лошадь, только береги ее.
Когда Баконя сообщил дяде, что лошадь готова, а провожатый ему не нужен и что он хочет завернуть в Зврлево, Брне окинул его удивленным взглядом.
— Значит, ты и в самом деле полагаешь, что я тебя пошлю? Та-а-ак? А кто перевяжет мне ноги?
— Да Косой! Косой сделает не хуже моего. Он здесь и переспит… А если хотите, переспит фра Яков. Да, в конце концов, подумайте, шесть лет я не был дома, не видел братьев и никогда не ездил в город!.. И вот теперь, когда мне до того тоскливо, что готов жизни лишиться, когда так было бы кстати немного прогуляться и когда сам бог надоумил вас меня послать… теперь вы…
— Ну, ладно, ладно, поедешь, — сказал Брне, вспомнив утреннее поведение племянника. — Поезжай, вот только спадет жара.
— Лучше сейчас, чтобы не заморить чужую лошадь и приехать домой засветло! — И Баконя быстро сложил нужную одежду в сумки, взял письма, получил два талера на дорогу, приложился к дядиной руке, пошел к Навознику, захватил хлеба и мяса, попрощался с Сердаром и от него прямиком в конюшню, оседлал серого и поскакал к переправе. На пароме спали Белобрысый и скотник. Увалень лежал на берегу под ракитой, укрывшись курткой. Баконя приподнял ее и удивился: лицо Увальня было совсем желтым.
— Что с тобой, Увалень?
— Какая-то дрянь попала в желудок, — с трудом выговорил паромщик. — Оставь меня, пожалуйста!
Перевозили Баконю Белобрысый и скотник. Баконя объехал село стороной по берегу реки. Вздохнул он с облегчением, только когда скрылся из виду последний домишко, и только тогда произошли в нем перемены. Навалились воспоминания. Вот здесь он прошел с отцом последний раз, ведя дядиного Буланого. Вспомнил себя в крестьянских штанах из грубого сукна и опанках, грязного, бестолкового, и потом, со всеми подробностями, разговор с отцом и их мечты. Как все далеко и как все, что было задумано, выходит совсем иначе!
В полдень Баконя передохнул, перекусил в лесочке и двинулся дальше, мечтая о будущем. Приближаясь к какому-нибудь селу, он приосанивался, давал коню повод и скакал, поднимая пыль и вызывая удивление. А при виде Зврлева Баконя пришпорил пугливого серого и вихрем промчался мимо чахлых полей, где женщины окапывали кукурузу. Никто его не узнал. Баконя подъехал к дому. Космач чинил во дворе вьючное седло. При виде сына он издал какой-то звук, нечто среднее между «а» и «э», что означало радость, но походило и на то, как если бы его кто внезапно хватил по спине. Барица выбежала из дому. Оба бросились обнимать сына и засыпать его приветствиями и вопросами. Потом мать выбежала за ворота и принялась радостным голосом звать Пузана, так, чтобы и другие слышали.
— Скорее, скорее, сюда-а-а! Приехал твой брат, по-слу-ушни-ик!
Наконец пришел рослый, складный десятилетний мальчик в рубашке с широким поясом и, смеясь, кинулся в объятия брата. Баконя расцеловал его, дивясь, что Пузан стал таким большим. Пришла и Чернушка, неся ушат с водой. Чернушка, уже совсем взрослая девушка, стыдливо поздоровалась с братом и скрылась в доме. Баконя отправился поздороваться с фра Захарием. Почти все женщины Живоглотовы, Зубастовы и Обжоровы вышли ему навстречу; две молодухи, недавно приведенные в дом, приложились к его руке. Далее он встретил Шакала, Культяпку, Ругателя, Храпуна, Сопляка и других. Баконя приветливо здоровался с каждым. Фра Захария не оказалось дома. Баконя зашел к зятю. Косая была одна. Они долго беседовали, после чего Баконя вернулся домой, куда уже подоспел, пригнав скотину, и Заморыш. Заморыш чуть-чуть подрос, но остался, как и был, «одно несчастье».
После ужина во дворе устроили посиделки. Пожаловал и фра Захария; явились дядья, притащился с больной ногой Гнусавый, пришли и их взрослые сыновья. Староста угостил их вином. Все наперебой заискивали перед Баконей. Шутка ли, не сегодня завтра фратер, и кого выберет из детей, того, значит, отметит и бог. Космач, Бара и Космачата думали: «Какая разница между нынешним вечером и тем, когда все они собрались вокруг фра Брне! Вот они каковы, наши бараны!» О чем только не говорили: о грабеже и Жбане, о болезни Брне и Певалице, о старых фра Ерковичах, о древних временах и войнах, о дяде Юрете и его подвигах. Баконе показалось, что все это ему снится. Утром оставлен без обеда, как последний мальчишка, а вечером его встречают точно вельможу!