Выбрать главу

Незнакомец снова испытующе посмотрел на него.

- Вы неправильно рассуждаете. Не каждого ищут так, как вас.- Он подчеркнул последние слова.

Фукуда недоуменно посмотрел на него:

- Не понимаю… Зачем?..

- Мы тоже не понимаем, - перебил незнакомец, - и надеемся, что именно вы разъясните нам все. Я думаю, вы убедились, что находитесь среди друзей, а не врагов.

Фукуда решительно обратился к шоферу:

- Послушайте, товарищ, я хотел бы, чтобы вы связали меня с кем-нибудь из руководителей токийского комитета коммунистической партии. Можете вы это сделать?

Шофер улыбнулся и уже хотел что-то сказать, но в разговор вмешался незнакомец:

- Прежде всего мы хотели бы узнать кое-что о вас. Кто вы?

С лица шофера исчезла улыбка, он вопросительно посмотрел на незнакомца. Фукуда тихо сказал:

- Не обо всем, товарищ, можно рассказывать первому встречному человеку. Извините, я полагаю, что это не должно оскорбить вас. Так нас учит жизнь и… - Он оборвал фразу.

- Вы правы! Это делает честь вашей осторожности.

Незнакомец достал из кармана удостоверение и протянул Фукуде:

- Прочтите… Теперь верите? Зовут меня Ямада. Я секретарь комитета партии центрального района Токио и пришел сюда специально, чтобы обсудить вместе ваши дела.

- Мои дела? - медленно, словно взвешивая слова, спросил Фукуда. - Хорошо! - решительно добавил он. - Прежде всего расскажу вам о себе. Все, до последней подробности. Я верю вам, не имею права не верить. Но прежде чем я дойду до сегодняшних событий, мне придется рассказать вам о многих вещах. Это может утомить вас. Уже довольно поздно, а моя история потребует немало времени.

Никто из троих не произнес ни слова, но по их лицам Фукуда понял - они будут слушать его хоть всю ночь. Тогда он закурил сигарету и, поудобнее усевшись на цыновке, начал:

- Мое детство прошло так же, как проходит детство сотен тысяч японских ребят. Не удивляйтесь, если я скажу, что в шесть лет я уже знал цену каждой иены. На лице моей матери я никогда не видел улыбки радости, зато очень часто замечал, как по ее морщинистому, изможденному лицу текли слезы… - Фукуда тяжело вздохнул. - Да, я не забыл этого! Мне было только шесть лет, но я уже перестал быть ребенком… Однажды мы с отцом вернулись домой с поля. Отец еле добрался до дверей - он не мог стоять на ногах и, не притронувшись к пище, улегся на цыновке. Его начала бить лихорадка, временами он забывался и что-то кричал.

Мать побежала к соседям. Пришли две женщины, и от них мы узнали, что в этот день в деревне заболело еще несколько взрослых и детей.

Ночью меня разбудили рыдания матери - отец умер. В нашей деревне стали твориться страшные вещи: люди умирали каждый день в нестерпимых мучениях, иногда прямо на улице. Спустя неделю приехали врачи. Уже через час после их появления по всей деревне пронеслось ужасное слово «чума». Чума! - взволнованно повторил Фукуда. - Вы понимаете, что скрывается за этим страшным словом? Смерть! Смерть сотен тысяч людей, которых уже нельзя спасти… И я эту смерть видел своими глазами. Видел трупы на порогах жилищ, трупы на полях, трупы на дороге.

Врачи, которые приехали к нам, уже не вернулись в город: самолет сбросил немного лекарств и повернул назад. Нашу и соседние деревни окружили колючей проволокой. Войска и полиция строго следили за тем, чтобы из зачумленных деревень никто не выбрался по ту сторону ограждений. Врачи были бессильны. Наше «доброе» правительство, - зло усмехнулся Фукуда, - прислало так мало лекарств, что ими невозможно было остановить победоносное шествие смерти. Император не имел времени заботиться о жизни людей из бедных, убогих деревень, и люди мерли, как мухи… Правительство считало, что людей в Японии «чересчур много», жизнь человека стоит всего несколько иен, а медикаменты дороги, очень дороги… - Фукуда скрипнул зубами. - Я бегал по всей деревне, как и остальные ребята, видел, как умирают люди. Мне тогда еще не все было понятно: ребенок остается ребенком. Все это я понял значительно позже. А тогда, еще шестилетним мальчиком, видя страшную смерть моей матери, я только давал себе клятву, что когда вырасту, то обязательно сделаюсь врачом, у меня будет белый халат и полные карманы пузырьков с жидкостью, убивающей чуму…

В числе приехавших к нам врачей был один старый доктор, который очень возмущался тем, что прислано так мало лекарств. Не помню уже, что он тогда говорил, но знаю одно - он боролся за жизнь каждого больного и проклинал тех, кто обрек люден на смерть. Я боялся этого доктора и в то же время любил его. Такие противоположные чувства довольно часто уживаются в душе ребенка… Старый доктор тоже полюбил меня - заботился обо мне, отдавал часть своего скудного пайка.