По древнему обычаю, здесь же, у базарной площади, находилось и городское кладбище. Помимо куполообразной гробницы, здесь не было ни одной благоустроенной могилы. Старые провалились, а новые погребения серели сиротливыми холмиками. По мусульманскому поверью с течением времени могила должна исчезнуть, сровняться с землей. Вот почему кладбище не обсажено деревьями, ничем не выделено из окружающей среды. Только одно старое, искривленное дерево росло здесь: оно стояло у каменной куполообразной гробницы сеида. Только места последнего упокоения святых оставлял грядущим векам ислам. Рядом с деревом находился очень древний водоем, закрытый сверху сводчатой дверью. Отсюда же брали воду и местные жители, и приезжие. Несколько в стороне от водоема виднелось приземистое построение, служившее для обмывания покойников.
Когда караван Гаджи Салмана достиг городка, все были поражены: площадь перед караван-сараем и прилегающие к ней улицы были полны народа. Что-то нарушило спокойную жизнь городка, понял Гаджи. И столпотворение на базарной площади отнюдь не похоже на обычную суету, связанную с прибытием каравана. Наоборот: вступив на площадь, караван вынужден был остановиться перед толпой. Никому и в голову не пришло уложить верблюдов, просмотреть товары. Гаджи Салман, повелев Айтекин не отходить от него ни на шаг, двинулся вперед.
Из улицы на площадь выехала странная процессия. Впереди на разнаряженном коне ехал правитель города. Следом за красочно разодетым правителем ехал молодой всадник. По обе стороны его скакали по пять слуг с обнаженными, поднятыми вверх мечами. Десять мечей ослепительно сверкали в солнечных лучах. А дальше, за ними... шагал осел с посаженным задом наперед человеком, похожим по одежде на английского купца. Слуга, ведший осла под уздцы, хлестал плетью попеременно то животное, то избитого до полусмерти купца. Как на религиозно-траурных представлениях, группу обступили горожане. Одни смеялись над купцом, другие жалели его. Молодой человек, следующий за правителем, то произносил молитвы, то, проводя ладонью по лицу, совершал салават, то с явным акцентом повторял слова: "О Хейбар-агасы, о Гейдари-керрат, к тебе прибегаю!"
Позади них на некотором расстоянии, ехал на белом муле кази этого городка и повторял:
- О владелец дара, о зять пророка40, прости и прими! Будь милостив в судный день!
К стоящему в изумлении Гаджи Салману приблизился венецианский посол.
- Что здесь происходит, господин Гаджи? - спросил он, Гаджи, уже успевший узнать у одного из местных жителей, в чем дело, ответил, не отрывая взгляда от процессии:
- Да будет вам известно, господин посол, что человек, посаженный на осла - английский купец. А вот тот, что едет в окружении слуг с мечами его компаньон, а может слуга, знающий наш язык. Говорят, будто во сне он увидел владельца Дюль-дюля, Гамбар-агасы джанаба Алиюл-муртазу41. Он явился к правителю города и заявил, что все товары купца принадлежат ему. Затем он перед городским кази принял нашу веру. И все товары достались ему. Купец пригрозил, что пожалуется святыне мира. И вот по приговору кази купец несет наказание за то, что посмел угрожать человеку, перешедшему в нашу веру. Я и прежде слышал о таких случаях. Некоторые слуги, то ли стремясь отомстить своим хозяевам, то ли действительно желая принять истинную веру, обращаются к городским правителям, кази. У нас такой человек считается самым святым мусульманином. Ему прощаются все грехи перед богом до семидесятого колена. Люди относятся к нему сердечно, помогают жениться, создают условия для торговли, не облагают его товары налогами...
"Да, - подумал посол, - чтобы соблазнить других. Это страшное дело. Если каждый жулик-слуга поступит так, чтобы завладеть товарами своего хозяина, торговля станет для нас еще опаснее. Когда червь подтачивает дерево изнутри, опасность возрастает вдвое. Нет, это необходимо будет пресечь. Нельзя вводить в такой соблазн подлых слуг. Как только я буду представлен шаху, я объясню ему, что это послужит препятствием для свободной торговли, нарушит ее законы. И в эту страну тогда перестанут завозиться товары. Европейские купцы, объятые страхом за свои товары и жизнь, вряд ли пойдут на такой риск! Пусть шах издаст специальный указ об этом и о наказании тех, кто оказывает покровительство мошенникам-слугам".
Через некоторое время посол запишет эти мысли в своей записной книжке. А пока он во все глаза смотрит на странную группу, которая кружит по площади. Процессия остановилась перед гробницей сеида. Спешились только правитель города, кази, молодой человек, "принявший веру", и двое из сопровождавших. Кази, которого слуги спустили с мула на руках, повел правителя и новообращенного мусульманина внутрь гробницы. По его указанию молодой англичанин поцеловал надгробный камень священной могилы, положил приношение. Еще раз прочитал молитву. Затем они вышли из гробницы, сели на коней и в сопровождении слуг и толпы зевак двинулись в другую сторону, исчезли в переплетении узких городских улочек...
Когда осела пыль от конских копыт, Гаджи Салман и Субхан отдали распоряжение распрягать верблюдов. Нужно было разобрать поклажу, оставить часть ее, предназначавшуюся для продажи, в этом городке и накупить новый товар.
Посол снял в караван-сарае маленькую комнатку и, по обыкновению, собирался занести в свои записи все, что увидел за день. Посол подробно описал песчаный смерч, внезапно захвативший их на предыдущей стоянке, не забыл упомянуть и о барде, именуемом здесь ашыгом. Ашыг, отметил он, играет на инструменте, похожем на большую деревянную ложку. Всего три струны натянуты на эту "ложку", но, умело пользуясь ими, музыкант воспроизводит чуждые европейскому слуху, но красивые мелодии. Посол аккуратно внес в свою книжку и еще одно, не укрывшееся от его глаз обстоятельство: на каждой стоянке к Гаджи Салману подходит какой-то дервиш и, произнеся какие-то таинственные, видимо, условные слова, уединяется с ним. Сначала иностранец не придал этому особого значения, решив, что бедный дервиш просит пожертвования у богатого купца. Но потом с теми же словами к Гаджи Салману подошел другой дервиш, через несколько дней - третий... До предела напрягая слух, посол все же разобрал, что все они произносят одни и те же слова: "Бади-мюхалиф эсир", что значит "Дует противоположный ветер". Услышав эту фразу, Гаджи Салман, чем бы он ни был занят, тут же отходил в сторонку с подошедшим к нему дервишем. Это показалось очень подозрительным венецианскому послу: ведь на остальных дервишей Гаджи Салман не обращал никакого внимания, да и что общего может быть у преуспевающего купца с одетыми в рубище бедняками? Однако же и сегодня, когда Гаджи Салман отдавал распоряжения о товарах, от гесселхана42 на кладбище отошел дервиш, лохмотьев которого испугались бы сами джинны. Дервиш вышел на площадь, подошел к главе каравана, и не обращая внимания на косые взгляды, вполголоса произнес:
- Бади-мюхалиф эсир, Гаджи-ага!
На глазах у всей площади Гаджи Салман уважительно поздоровался с ним, пожал ему руку, а затем приложил свою правую руку сначала к сердцу, потом к губам и, наконец, ко лбу, как бы говоря: "Мои сердце, уста и мысли - с тобой".
- Пожалуйста, войди в мою комнату, ага дервиш, я всегда рад выпить чашечку молока в обществе божьего человека, - приветливо улыбнулся он дервишу.
Гаджи Салман подозвал сарбана, возившегося с грузами, потихоньку поручил ему приглядывать за молодым слугой покойного Рафи. Громко сказал Айтекин:
- Ты, детка, помоги сарбану, а потом придешь ко мне, я буду в комнате. Мне надо тебе кое-что сказать...
Отдав необходимые распоряжения, Гаджи вместе с дервишем удалился в отведенные ему покои.
В этот день посол пришел к окончательному выводу, что в словах "бади-мюхалиф эсир" заключена какая-то тайна. Появляющиеся на стоянках дервиши, видимо, передают купцу какую-то весть. Одно из двух, решил посол: либо Гаджи Салман является "ухом" секретной организации, действующей против шаха, либо, путешествуя по стране, он собирает сведения для него, доносит ему о том, что делается на местах. Во всяком случае, пообещал себе посол, он разгадает эту тайну, когда доберется до дворца. Хотя бы вскользь оброненным намеком даст понять шаху, что ему известно, чем занимаются караванщики в этой стране. И если Гаджи Салман действует против шаха... Что ж, возможно, он избавит "святыню мира" от грозящей ему опасности, и тем самым вывысит свой ранг и престиж у шаха. Тогда уж он выполнит все просьбы и требования посла...