Майя обвела гостиную равнодушным взглядом: все на месте и все обрыдло.
— Все на месте.
— Кроме пистолета, да? Какой он был марки?
— Не знаю. Я не разбираюсь в оружии.
— Здесь гильза, — сообщил эксперт, поднимаясь с пола. — «Макаров», девять миллиметров.
— А оружие-то он унес с собой, — заметил Николай Николаевич. — Не профессионал… Хотя имеет все шансы им стать. Он очень быстро учится, наш убийца. Школьному охраннику он нанес двенадцать ударов — явно действовал в состоянии аффекта. Мальчика задушил уже более квалифицированно (и цинично — практически у всех на глазах), Гоца убил с одного выстрела, точно в сердце…
Майя невольно вздрогнула: вспомнился фиолетовый высунутый язык, синее лицо, будто жутковатая карнавальная маска, обрывок картонной упаковки в скрюченных пальцах… Почему мальчик так легко пошел за убийцей? Почему Гоц так же безропотно открыл дверь, прежде чем получить пулю, — словно шел на заклание? Словно убийца и впрямь обладает некими сверхспособностями (версия испуганной и заплаканной Келли)… Глупости, не верю я в потустороннее (предки, хоть и беспартийные, всю жизнь стояли на прочных материалистических позициях). Вывод однозначен: убивает кто-то свой, настолько близкий и безобидный, что заподозрить невозможно…
— Теперь вы отпустите Романа?
— Нет, — резко отозвался Колчин.
— Почему? Или вы думаете, что он застрелил Гоца, находясь в камере? На ментальном, так сказать, уровне?
— Я просто не хочу, чтобы он стал очередной жертвой.
Майя возмутилась:
— Да при чем здесь он?
— Не знаю, — вздохнул следователь. — До сих пор логика преступника была понятна: он убирал свидетелей. Но Гоц… Такое впечатление, будто убийца разозлился на него: он рассчитывал, что школьный директор отвлечет на себя подозрение (и тот почти отвлек — ваша сердобольность вышла боком)… Однако сорвалось.
Сорвалось.
Майя без сил прислонилась к дверному косяку. «Я подозревала… Нет, я была уверена, что Гоц — убийца, я нашла пустой тайник и окончательно поверила в свои выводы. Я подозревала друга детства Севу Бродникова — на том лишь основании, что он является кандидатом в Думу (да ведь в Думу всего-навсего, не в Белый дом и не в Овальный кабинет! Как правильно заметил Артур: в депутаты нынче прыгают прямиком из-за колючей проволоки, кого уж способен взволновать чей-то предок-провокатор?). А главное (и практически бесспорное) — Гоц ни за что не открыл бы Севушке дверь. Вообще не стал бы подходить к двери, мы договаривались с ним на этот случай: сидеть тихо, как мышь…»
Кому Гоц открыл? Кому, черт побери?!
Бабе Яге, вдруг шепнул кто-то ехидненький изнутри.
Бабе Яге, которая смирно стояла в витрине супермаркета, которую видели Гриша и Келли на третьем этаже незадолго до пожара, которая отплясывала брейк на маскараде…
«А перед тем как в мою голову пришла эта шальная мысль, мне пришлось выудить на свет божий Просто Марию, продавщицу китайских игрушек, найти в дебрях мегаполиса запойного гения Леву Мазепу, „расколоть" Келли…» И — вдруг пришла еще одна беспощадная догадка — в курсе моих поисков было только один человек. Артур Кузнецов.
Артур все знал («Майя Аркадьевна, вам нехорошо? — голос следователя сквозь толщу воды. — Вы побледнели…» — «Со мной все в порядке»). «Я еще силилась сообразить своим скудным умишком, что к чему, а он уже все разложил по полочкам, стоило нам лишь услышать о Бабе Яге, сотворенной из папье-маше на потеху новогодней публике… Мамочка моя…»
— Сядьте в кресло, на вас лица нет. Нил Иванович, нашатырь, срочно. Даме плохо.
— Я же сказала, я в порядке.
— Ну, ну, голубушка, не упрямьтесь…
Он точно знал, кто именно был в костюме Бабы Яги на школьном вечере. При том, что его самого на вечере не было — он видел этот костюм в другом месте. Скорее всего, у себя дома, в мирной обстановке, и это навело его на страшную мысль. Он испугался за убийцу.
До сегодняшнего дня Майя не знала (то есть не испытывала на своей шкуре) значения философской идиомы «шило в заднице». Время текло ужасающе медленно, секунды ползли, словно муха, застрявшая в капельке варенья. Голоса в комнате снова слились в один равномерный шум, из которого мозг механически выхватывал обрывки бесполезной информации: выстрел практически в упор, точно в сердце, траектория полета пули — немного снизу вверх под небольшим углом (маленькая, но необходимая деталь), сама пуля прошла навылет, тот самый эксперт, тощий и по-мальчишески нескладный, выковыривал ее пинцетом из дверного косяка, другие возились подле, что-то измеряя линейкой, что-то фотографируя… Так же, голосом механической куклы, Майя отвечала на вопросы, касающиеся периода пребывания Гоца у нее в квартире: как выглядел пистолет (не помню), кто мог увидеть, как она с идиотской самонадеянностью прячет его в тайник, кто знал о том, что кирпич под лестницей вынимается (Ритка знала, вместе играли в разведчиков в детстве: Ромка был Штирлицем, а мы — две радистки Кэт… Стоп, молчать!), кто, кроме нее самой и школьного директора, бывал в квартире в последнее время (никто).
— И никто из соседей даже не подозревал, что…
— Нет, — сказала она твердо (Вера Алексеевна слышала молоток в прихожей… Молчать!).
— На ручке балконной двери отпечаток ладони, — провозгласил эксперт. — Не хозяйки и не покойного.
Колчин вопросительно посмотрел на Майю.
— Келли, — пробормотала она. — Но это было давно, за несколько дней до Нового года.
— Что она делала зимой на балконе?
— Пряталась от отца. — Видя всеобщее недоумение, она пояснила: — Она в тот день выпила лишнего. Ну, сами понимаете…
— Понимаю, — вздохнул следователь. — Восхищаюсь вами, Майя Аркадьевна: набедокурившие дети спасаются у вас от родительского гнева, вооруженные террористы прячутся от федерального розыска… Ваше имя случайно не мать Тереза?
— Вы на меня злитесь…
— Я не могу вас ухватить, — объяснил он. — Хотя профессиональные рефлексы так и зудят. Я могу голову дать на отсечение: вы знаете больше, чем говорите. Хотелось бы знать, почему при таком раскладе вы до сих пор живы. Гоц получил пулю за значительно меньшую провинность.
«Тебе ничто не угрожает, — вспомнился текст записки, аккуратная строка печатных букв, отдающих даже некоторой варварской изысканностью. — Только молчи!!!» «Я молчу».
— Единственное, чем можно это объяснить…
— Да? — очнулась она.
— Гоц мог погибнуть вместо вас.
— Что?
— Посудите сами: вы живете одна (то есть за вами прочно закрепилась подобная репутация)…
— Старой девы? — подсказала она.
— Ну, скажем, дамы на перепутье. Убийца звонит в дверь с уверенностью, что кроме вас…
— Да как же Гоц ему открыл?
— Это другой вопрос. Главное — преступник ожидал увидеть совсем другого человека. Однако отступать было поздно. Так что считайте, вам повезло… пока.
Глава 17
Она все-таки дождалась, дотерпела — обыск в гостиной подошел к концу, невеликий улов (полбутылки «Горбачевки» и пуля, извлеченная из косяка) был рассортирован по полиэтиленовым пакетам, непрошеные гости шумно потолкались в прихожей и удалились, бесцеремонно хлопнув дверью. Майя робко сказала Геннадию Алакину, который подвозил ее домой после новогоднего уик-энда с убийством, «до свидания» — он даже не взглянул в ее сторону.
— Вам не жалко его? — тихо спросил Колчин, когда они остались одни.
Она растерялась.
— Геннадия?
— Нет, покойного.
— Почему вы спросили?
— Вы странно вели себя. Витали где-то в высоких эмпиреях. А ведь он прожил у вас больше недели и вряд ли все это время держал вас под дулом пистолета, рука бы затекла. Да и пистолета у него не было… Вы с ним спали?
Она поплотнее закуталась в старинную шаль — вспомнилось мощное тренированное тело (привет из беспорточной юности, проведенной на комсомольских стройках), крупная голова (привет из рахитичного детства), история жизни, рассказанная меж двух сигаретных затяжек, и Майя почувствовала, как на сердце каскадами обрушивается ледяная тоска, целые айсберги тоски…