— И вообще, еще не ясно, возьмут тебя или нет.
Нинка встрепенулась и, бросив вилку на стеклянный столик, сдвинула брови. Она смотрела в упор. В глазах разгорался бесовский огонек. Дора мгновенно уловила это внутреннее преображение и с нарочитым равнодушием продолжила дразнить.— Знаешь, наверное, ты права. Куда тебе с такой жопой на сцену. Продолжай! Отсиживай ее в душном фонде. Наращивай капитал. К пенсии будешь шестидесятого размера. А попеть мы и в караоке сходим. — Она накрыла ладошкой, лежащую на столе визитку, собираясь ее скомкать. Но глянец был крепок и не поддался. Наоборот, ранил острым срезом нежную ладошку. Дора ойкнула и отдернула руку.
— Ладно. Давай, — зажав между двумя пальцами карточку, точно бритву, Нинка пристально разглядывала побуревший срез. — Если не пройду, вскрою ей вены.
— Нет, ну точно ду... Дурища! — поперхнулась Дора и поспешно выдернула карточку. — Конечно, пройдешь. Давай я позвоню. А то ты еще что-нибудь не то ляпнешь.
— Ляпну. Не сомневайся. Я ж бестолковая как пень. Позавчера в «Трех поросятах» мы с Анатолием футбол смотрели…
— Сантехник?
— Да. Всем интересно, одной мне — нет. Отмучилась я там два часа. Если бы был какой-нибудь гном с кружкой, я б сразу ушла. А этот — богатырь. Жаром от него так и пышет. Рыжий, и хвост на затылке с мою руку. Прикинь, он про меня забыл.
— Как это?
— Так. Забила его команда на последней минуте. И там такое началось! Со всеми мужиками целовался-обнимался. А потом свалил. В общем, очередной козел.
— Может, ты на него не тем глазом смотрела, — хихикнула Дора, лизнув саднившую ранку. — Я ж тебе говорила. Левым. Левым смотри! А может правым… Не помню…
— Да я на него обоими таращилась. А он ни на секунду от экрана не оторвался. В перерыве подмигнул, правда. Говорит: «Подожди, Жанна, я сейчас». Я ему: «Нина я». А он десять минут отливал свои три литра. Пришел и снова в экран уставился. Козел.
— Ты, Нинон, достойна большего. Как запоешь, так все продюсеры как тигры у ног твоих сядут. Вот только трикотаж свой обтягучий — в топку. В таком виде на кастинг не нужно. Ты что-нибудь размахаистое купи. Чтобы загадка под фалдами. Чтоб не пугать сразу.
— У меня, между прочим, своя пятерочка. Так-то. Есть чем гордиться, — подбоченилась и выпятила грудь Нинка. Поначалу смурная, и вот уже залихватски веселая, готовая и петь и даже плясать.
За окном быстро темнело. Поболтав еще немного, они расплатились и вышли на улицу. Дождь тихо сеял холодные капли. Вечер окутал город искусственным светом фонарей и витрин. Осень — безрадостное время. Но для тех, у кого в душе хотя бы покой, она не страшна и не уныла. Просто осень. Очередное время года. Ведь счастье не зависит от погоды. Подруги шлепали по лужам под одним зонтом и, кажется, были счастливы — счастливы от предвкушения какой-то неясной радости, затаившейся за горизонтом. За горизонтом, теперь очерченным глянцевой карточкой надежды.
Суета следующей недели сильно пошатнула бюджет Нинон Шербет. Ее скудный гардероб на сутки пополнился шикарным концертным костюмом ценою с холодильник. Комплект из шаровар и парчового кафтана цвета ржавой листвы, затканного турецкими огурцами, она купила с легкостью жены олигарха. Энергичная продавщица виртуозно ее облапошила. Расправляя складочки, одергивая полочки и разглаживая спинку, она вертелась осой вокруг потенциальной жертвы и все же смогла убедить, что вот этот костюм янычара сидит на ней изумительно.
И теперь не менее изумленная Дора молча ходила вокруг подруги, упакованной в искристый шик, недоумевая, как можно так заблуждаться насчет своего размера.
— Если честно, то вот эта скатерть, — она ткнула пальцем в кусок потертого сиреневого плюша с бахромой, укрывавшего круглый стол в Нинкиной гостиной, — смотрелась бы на тебе не хуже… А даже лучше. Зачем ты опять обтянулась?! Тебя точно нужно на другое шоу. А потом уже петь. Снимай это немедленно!
— По-моему, неплохо. Еще прическу… — упрямая Нинон подобрала тяжелые пряди, быстро скрутила в жгут и прихватила на макушке пластмассовым «крабом». Но они не подчинились и снова рассыпались по плечам. — Хотя и с распущенными неплохо.
— Плохо. Ты сейчас снимаешь все это, складываешь в пакет, и мы идем сдавать.
Нинон умоляюще глядела на подругу, но та холодно отсекла всякие возражения.— Я тебе добра желаю, а та тетка из магазина — бабла.
Огорченная, уступившая, она аккуратно сложила на тахту и кафтан, и шаровары. На прощание погладила рукой колючую ткань и сунула в пакет. Одежда была близка ей по духу. Если б в той лавке продавался ятаган в качестве модного аксессуара, без сомнения, Нинон приобрела б и его.