Жюльетта Бенцони
Книга 1. КИНЖАЛ С КРАСНОЙ ЛИЛИЕЙ
Часть I.
Королевский подарок
Глава 1
«Посольский багаж»
Лоренца стояла на носу галеры, закутавшись в широкий черный плащ и крепко придерживая его на груди рукой. Все ближе был неведомый Марсель, но она смотрела на него без радости, хотя и с облегчением. Странствие, начавшееся в Ливорно, показалось ей бесконечным. Опасаясь встречи с пиратами, которые по-прежнему наводняли Средиземное море, несмотря на разгром при Лепанто в 1571 году, три флорентийские галеры медленно плыли вдоль берега, где можно было бы быстро и надежно найти укрытие. Они останавливались и в Портофино, и в Генуе, и в Алассио, и в Сан-Ремо, и в Антибе, и в Тулоне. Это каботажное плавание имело свои преимущества — экипаж и пассажиры питались свежими продуктами, а гребцы-каторжники могли передохнуть.
Гребцам, надо сказать, выпало тяжкое испытание, — попутный ветер ни разу не сопутствовал им, что было необычно для сентября. Парусов не ставили, и сто двадцать гребцов — рабы, каторжники и пленные турки, скованные по трое, — гребли без устали длинными красными веслами, изъеденными солью. Утром их спины блестели на солнце от пота, а вечером они покрывались вспухшими красными рубцами от бича надсмотрщика. Хотя несчастных время от времени окатывали морской водой, зловоние, исходившее от них, выносить было трудно, не помогали даже шарики с благовониями, которые носили с собой пассажиры. А как ужасно обращались с каторжниками-флорентийцами и пленниками мальтийских рыцарей! На галерах если кого и ценили, то здоровяков: они могли пригодиться в бою с пиратами. Зато жизнь изнуренных голодом и побоями рабов ни во что не ставили! Смотреть на них Лоренце было невыносимо, и она выходила на палубу только тогда, когда галера приближалась к очередному порту.
В этот вечер она впервые оказалась одна на балкончике носовой башни. Посол герцога Фердинандо Медичи во Франции, мессир Филиппо Джованетти, заботам которого герцог поручил Лоренцу, обычно всегда сопровождал ее и внимательнейшим образом следил, чтобы она была закутана в плащ и не снимала с головы капюшона.
— Достаточно взора ваших больших черных глаз, чтобы добавить страданий этому жалкому сброду, — твердил он Лоренце. — Увидев червонное золото ваших волос, они лишатся последнего разума!
За столь неожиданное проявление христианского милосердия Лоренца благодарила посла беглой дежурной улыбкой. Если бы мессир Филиппо осмелился, он надел бы на нее еще и очки, но он не посмел этого сделать. Сегодня посол не вышел, его приковала к постели жесточайшая мигрень, и его личный врач, Валериано Кампо, облегчал ему страдания, прикладывая к глазам холодные примочки. Последователь Галена[1] был счастлив находиться у постели мессира Филиппо, это избавляло его от необходимости сидеть у изголовья ненавистной донны Гонории, тетушки и компаньонки юной Лоренцы. Гонория, едва ступив на галеру, заболела морской болезнью, а эту болезнь, к сожалению, не вылечишь никакими примочками. Толстуха, и в здоровом состоянии всегда сердитая и ворчливая, облегчала себе приступы тошноты пронзительными криками, руганью и проклятьями. Успокаивалась она только на остановках, и врач в надежде на несколько минут благодетельного отдыха отваживался давать своей пациентке несколько капель вина с порошком белладонны. От этого снадобья она ненадолго успокаивалась, но потом чувствовала себя еще хуже, проливала слезы потоками и клялась, что, как только ступит на твердую землю, отправит своего мучителя на костер.
И вот наконец земля! Галеры следовали друг за другом, огибая позолоченные солнцем острова, на одном из которых одиноко тянулась вверх башня небольшой крепости. Лоренца, глядя по сторонам, вздохнула, признав, что страна, где ей, может быть, придется жить до скончания дней, могла оказаться куда менее живописной.
Марсель, вознесшийся короной над синевой моря, напоминал узкими разноцветными домиками на фоне горы, часовенкой на вершине, портом, обнявшим устье реки Ласидон, и мощными стенами укреплений миниатюры, которыми монахи украшают свои драгоценные рукописи. Зато окружающая природа ничем не отличалась от той, к которой привыкла юная путешественница.
И это показалось ей хорошим предзнаменованием, хотя посол успел предупредить ее, что путь от залитого жарким солнцем Прованса до столицы Генриха IV Парижа будет долгим. В Париже разрешится ее участь, она будет носить другое имя, о котором предпочитала не вспоминать, потому что это означало, что отныне она всего лишь пешка в политической игре, которую ведет великий герцог Фердинандо Тосканский, ее дядя.