— А, да-да. Кондо-сан в то время был занят расследованием смерти Фуэкодзи и не слышал об этом случае. Синкити Тасиро пытался покончить с жизнью шестнадцатого августа прошлого года, как раз в тот день, когда было обнаружено тело Фуэкодзи. В предыдущий вечер Синкити Тасиро останавливался в нашем кемпинге.
— Получается, что вместе с Фуэкодзи! — невольно вскрикнул Кондо.
— Студенты утверждают, что они видели, как в тот вечер до ухода из кемпинга Фуэкодзи долго разговаривал с Синкити Тасиро вон на том холме.
— Значит, вы вчера встретили Синкити Тасиро? — спросил Коскэ Киндаити.
— Да, — сдержанно ответил Киндзо Фудзита, осмотрев Киндаити с головы до ног и демонстративно выказывая недоумение: это еще кто такой?
— Где?
— В «Хосино-онсэн», — вступил в разговор Масару Мацумура. — Сейчас там проходит фестиваль современной музыки, и вчера днем состоялась дискуссия, на которой он спорил с Фудзита с таким серьезным лицом, будто вновь собирался совершить самоубийство.
Из предсмертного письма Юки Комия было ясно, что самоубийство планировалось совместно и, судя по состоянию здоровья и другим обстоятельствам, инициатором, видимо, выступила Юки Комия, — вскрытие показало, что у нее была сильно запущенная болезнь легких.
Насколько глубока была любовь Тасиро к Юки, неизвестно, но то, что он приехал сюда в годовщину ее смерти, выглядело совершенно естественно.
Именно Коскэ Киндаити помог спасти Тасиро, поэтому сейчас испытывал к нему определенный интерес:
— Вы не слышали, где он остановился?
— Нет, об этом мы не говорили. В основном спорили.
— Так вы видели, что Тасиро долго беседовал с Фуэкодзи? — впервые вмешался в разговор помощник инспектора Хибия, по возрасту почти ровесник студентов.
— Тогда мы не знали, что его зовут Фуэкодзи и что он был мужем Тиёко Отори, — ответил Масару Мацумура.
— В тот вечер, — вмешался Фудзита, — праздновали О-Бон, поэтому в Каруидзаве и в других местах были организованы танцы. В кемпинге разложили большой костер, угощали пивом с орешками.
— Только эти двое, Фуэкодзи и Тасиро… тогда мы их имен не знали, отказались принять участие. Фуэкодзи, когда зажгли костер, был уже мертвецки пьян. Еще раньше я заходил в его домик с предложением присоединиться к компании; он лежал на кровати и царапал что-то на доске сломанным гвоздем. Перед ним стояла бутылка виски, и все помещение было пропитано запахом спиртного…
— Подождите минуточку, — вмешался Кондо. — Фуэкодзи делал какие-то надписи на доске?
— Да.
— Хозяин, а где останавливался Фуэкодзи?
— В домике рядом с тем, который снимал Синкити Тасиро.
— И там все осталось так же, как было?
— Да. Хотите посмотреть?
— Позже покажете. Ну и что дальше? — поторопил Кондо студента.
— Разгорелся костер, все понемногу опьянели и стали петь песни. Только те двое сидели на холме и о чем-то разговаривали. Это было так странно. Я решил сходить к ним. В тот вечер около восьми часов опустился густой туман, но когда я поднялся на холм, еще были видны звезды.
— Ну и что ты им сказал?
— Я сказал: если им безразличен Будда, то они могут просто прийти сюда и повеселиться.
— И, конечно, получил резкий отказ.
— Да.
— И о чем они говорили?
— Не знаю. Как только они услышали мои шаги, сразу замолчали.
— Почему ты не мог подойти к ним крадучись, как ниндзя? Тогда господа полицейские могли бы услышать интересный разговор. — И Мацумура весело рассмеялся.
— Ну и что? Что было потом?
— Да ничего не было. После этого я вернулся к компании, которая развлекалась у костра. Я даже не заметил, когда ушел Фуэкодзи. А Тасиро вообще молчал. Это все, что мне известно. На этом я заканчиваю свой доклад. — Киндзо Фудзита соскочил со своего стула, встал по стойке «смирно» и отдал честь.
— Начальник, может, пойдем посмотрим дом номер семнадцать?
После тайфуна в кемпинге проживающих было немного, поэтому семнадцатый домик не был занят.
«Собачий домик» стоял не на земле, а на четырех столбах высотой около метра, которые были соединены между собой. Для того чтобы попасть внутрь, нужно было подняться по трем ступенькам деревянной лестницы и открыть дверь, сколоченную из грубых досок. Дощатый пол, хотя и был устлан тремя татами, пропускал сырость.
Электрического освещения внутри не было, и днем свет поступал через одно небольшое окошко, его и в ясный день было недостаточно, чтобы разогнать постоянно царящий внутри полумрак.
Выстроившиеся в ряд тридцать одинаковых хижин представляли собой воистину жалкое зрелище. Постояльцы получали у администрации постельные принадлежности и готовили ужин на общественной кухне. Желающие выпить могли воспользоваться баром.
Это была дешевая ночлежка, и то, что в ней был вынужден останавливаться князь и в прошлом знаменитый киноартист, вызывало чувство печали, которое еще более усиливалось при мысли о том, что он был первым мужем находящейся ныне в зените славы Тиёко Отори.
— Фудзита-кун, в какой позе лежал Фуэкодзи?
— Он лежал головой к левой стене, облокотившись на левую руку, правой рукой что-то царапал на доске.
Фудзита указал в противоположную от окна сторону, где было особенно темно. Коскэ Киндаити передал Хибия зажигалку, и тот стал с ее помощью внимательно изучать доски у изголовья постели Фуэкодзи.
— Киндаити-сэнсей, кажется, тут что-то есть.
— Ну и что там?
— Какое-то уравнение.
Примерно в пятидесяти сантиметрах от стены слева направо шла надпись, нацарапанная в тот вечер Фуэкодзи, а так как он писал ее в пьяном виде, то не было ничего удивительного в том, что местами она читалась с большим трудом. Удалось разобрать следующее:
A+Q? B+P
— Это можно прочитать как А плюс Q не равняется В плюс Р…
Киндаити вслед за Хибия внимательно изучил надпись и согласился с ним.
— Кондо-сан, а как вы прочитаете это?
Кондо внимательно посмотрел на надпись.
— Она читается именно так, как сказал начальник. А плюс Q не равняется В плюс Р. Что же это может быть? Киндаити-сэнсей, вы эрудированный человек. Известно ли вам такое уравнение?
Киндаити почесал свою лохматую голову.
— Я тоже не силен в математике и не знаю подобного уравнения. Хибия-сан, вы в прошлом году осматривали эту хижину?
— Осматривать-то осматривали, но надписи не обнаружили. Нам и в голову не могло прийти… — Молодой помощник инспектора смутился, признавая свою ошибку.
— Что же хотел сказать этим Фуэкодзи? — пробормотал Кондо. — Начальник, нет ли там других надписей?
Помощник инспектора Хибия еще раз при свете зажигалки осмотрел доски и ниже уравнения обнаружил еле заметные царапины на доске, которые с первого взгляда выглядели как случайные. Двое полицейских склонили головы над царапинами и сумели прочитать слово, трижды повторенное: Sasuke Sasuke Sasuke.
— Киндаити-сэнсей, это можно прочитать как Сасукэ. И коль скоро все три слова начинаются с заглавной буквы, то, видимо, речь идет об имени собственном… Начальник, у нас при расследовании этого дела не всплывал мужчина по имени Сасукэ?
Никто не мог этого вспомнить, полицейские недоуменно переглянулись.
Было ли это самоубийство, или убийство, или смерть по неосторожности, в любом случае эти записи, сделанные Ясухиса Фуэкодзи незадолго до смерти, нельзя было рассматривать только как бессмысленные шуточки пьяного человека.
Таким был ход мыслей Коскэ Киндаити. Он полагал, что необходимо обязательно допросить Синдзи Цумура, с которым Ясухиса Фуэкодзи встречался во второй половине того дня, когда он сделал эти записи, а также рассказать о найденных записях Тадахиро Асука, ибо уравнение и имя Сасукэ могут иметь какое-то отношение к попытке Фуэкодзи шантажировать Тиёко Отори по телефону.
Помощник инспектора Хибия, по-видимому, рассуждал про себя примерно так же: