— Нет, он был с симпатичной девушкой лет семнадцати. Ее зовут Мися-тян.
Хибия бросил взгляд на Киндаити. Значит, они все-таки встречались.
— А где был пиджак Цумура?
Сигэки Татибана в раздумье склонил голову набок, но в этот момент в разговор вмешался Кацуми Синохара.
— Кажется, я помню. В то время я тоже был в этом кафе, и Цумура-кун сидел за соседним столиком. Он повесил пиджак на спинку своего стула. Почему я это запомнил? Цумура-кун беседовал со своими гостями, а при этом, как-то странно извиваясь всем телом, заложил руку за спину и что-то пытался достать. Я удивился, но оказалось, что он таким образом извлекал из кармана пиджака сигарету. Я не удержался и прыснул от смеха. Вот такой странный человек этот Цумура-кун. Ведь проще было достать всю пачку или просто встать и спокойно вытащить ее из кармана. Но ничего не поделаешь, такие уж у него странности.
— Цумура-сэнсей такой человек. По сути он очень серьезный человек, но часто, когда смотришь на него со стороны, хочется рассмеяться.
— Подожди минутку, — вмешался Хибия. — Ты только что говорил, что Цумура любит курить трубку.
Сигэки Татибана слегка склонил голову в знак согласия.
— Сэнсей курит и трубку, и сигареты. Из сигарет он предпочитает марку «Хоуп». Вчера он все ворчал, что у него забило трубку. Вообще он заядлый курильщик, ни на минуту не может расстаться с табаком.
— А у Цумура может быть две трубки? — поинтересовался Киндаити.
— Нет, он не такой человек. Если ему нравится трубка, он не будет покупать новую, пока эта не придет в негодность. И тут дело не в жадности, а в том, что он по натуре мономан.
— В какое время Цумура встречался здесь с Маки и Мися?
— После того как закончилась дневная дискуссия, то есть после пяти часов. Дневная дискуссия обычно идет с трех до пяти часов, а вечерний концерт — с семи до девяти вечера, — ответил Синохара.
— Когда примерно в половине шестого кто-то позвонил сэнсею и я взял трубку, то он еще был с гостями, — уточнил Татибана.
— А кто звонил? — проявил настойчивость помощник инспектора.
Сигэки Татибана заметил, что в этот момент даже цвет лица помощника инспектора изменился.
— Синохара-сан, Цумура-сэнсей что-то совершил?
Синохара на это ничего не ответил и только молча посмотрел на Хибия и Киндаити. Татибана побледнел.
— Причину нашего интереса мы сообщим позже, а сейчас, если можно, рассказывайте вы. Кто позвонил Цумура в половине шестого? Мужчина? Женщина?
— Это была женщина. У Цумура-сэнсея очень много поклонниц.
— Как ее имя? Она должна была назвать себя.
— Нет, она не назвала своего имени, сказала только: он поймет…
— Значит, ты всех соединяешь, даже не спрашивая имени. — Помощник инспектора был разочарован и говорил резким тоном.
Это рассердило Сигэки Татибану:
— Но тут ничего не поделаешь. Я ведь только снимаю трубку, а принимать звонок или нет — это решать Цумура-сэнсею.
— Цумура говорил с этой женщиной?
— Конечно. — Татибана произнес это с особым выражением, подчеркивая, что упреки помощника инспектора его рассердили.
Хибия хотел еще что-то сказать, но в разговор поспешно вмешался Киндаити:
— Когда вы позвали Цумура к телефону, он все еще сидел с Маки и Мися?
— Да, вот за этим соседним столом.
— Как вел себя Цумура? Он понял, кто ему звонит?
— Да. Но мне показалось, что Цумура-сэнсей чувствовал себя как-то неловко. Видимо, не хотел обидеть Маки и девушку и не решался идти к телефону. Поэтому я предложил ему сказать звонившей, что не смог его найти. Он отказался, затем встал и пошел к телефону.
— Вы так и не знаете, кто звонил? — опять вмешался Хибия.
— Не знаю, но, по-моему, он очень ждал этого звонка. Когда я ему сказал, что звонит женщина, он поспешно начал вставать, но затем, вспомнив, что у него гости, заколебался.
— Значит, можно предположить, что звонившая была из числа знакомых Маки и Мися.
— Этого я не могу знать.
— Это была молодая женщина?
— Судя по голосу, молодая. Мне показалось, что она стесняется говорить.
— Значит, вы говорите, это было примерно в половине шестого.
В это время Тиёко Отори уже приехала в Каруидзаву…
Коскэ Киндаити, похоже, больше заинтересовала история с ключом.
— А во время разговора где был пиджак Цумура?
— Я не помню, висел ли он на спинке стула, как сказал недавно Синохара-сан. Но точно помню, что когда он пошел к телефону, он был в рубашке и галстуке-бабочке, а пиджака на нем не было. Да, да, из кармана рубашки выглядывал кончик трубки.
— Синохара-сан, а что вы можете сказать?
— К сожалению, ничего, так как я еще до этого ушел из кафе.
— Татибана-кун, а Маки и Мися там еще оставались?
— Да.
— Когда они ушли?
— Я не знаю. Я ушел немного раньше, чем Цумура-сэнсей, и больше этих двоих не видел.
— Синохара-сан тоже, наверное, не знает.
— Нет…
Синохара смущенно опустил голову. Помощник инспектора Хибия нетерпеливо сказал:
— Киндаити-сэнсей, об этом мы можем спросить у Мися. Нас больше интересует содержание разговора с этой неизвестной женщиной. Татибана-кун, вы не знаете, о чем они говорили?
— К сожалению, у меня нет привычки подслушивать чужие телефонные разговоры.
Помощник инспектора смутился. Киндаити спросил спокойно:
— Татибана-кун, ты учишься на кафедре композиции Университета искусств? Тогда ты должен знать Синкити Тасиро.
— Он учился вместе со мной. Вчера я его встретил.
— Тасиро-кун был исключен из университета?
— Нет, все устроили так, чтобы он был не исключен, а ушел по собственному желанию. В прошлом году он выкинул этот дурацкий номер, а так… У него талант, я даже завидую. Но у него почему-то развился комплекс неполноценности, и он постепенно от нас отдалился и в конце концов совершил этот глупый поступок. После этого он стал еще более скрытным и замкнутым, перестал ходить в университет. Я давно его не видел, а вчера встретил, спросил, собирается ли он возвратиться в университет. Он стал каким-то агрессивным… Видимо, если такое случается, то человеку уже нельзя помочь.
Когда речь зашла о Синкити Тасиро, Сигэки Татибана неожиданно стал красноречивым. Видимо, он не понимал страданий Синкити. Он говорил не с презрением, скорее с сочувствием, однако было ясно, что два этих молодых человека, воспитанных в совершенно разных условиях, не могли сойтись так же, как вода никогда не могла бы смешаться с маслом.
— Синдзи Цумура порицал Тасиро за ту его противозаконную попытку? — задал вопрос помощник инспектора Хибия.
Услышав слово «противозаконный», Сигэки Татибана поморщился.
— Я никогда ни слова от сэнсея про это не слышал. Взаимоотношениям между учителем и учеником такая же тайна для окружающих, как и отношения супругов. Но о музыке, я знаю, они говорили: до того как началась дискуссия, они некоторое время беседовали. Позже я расспрашивал Цумура-сэнсея и понял, что Тасиро подверг критике последние произведения сэнсея. Он и раньше критически относился к его творчеству, но после того случая стал еще более резким в своих высказываниях.
— Долго он здесь пробыл?
— Примерно до середины обсуждения, а затем незаметно исчез. Я тоже хотел с ним поговорить, но не успел, — с сожалением добавил Татибана.
— Он не сообщал, где остановился?
— Я не слышал.
— Как он был одет?
— Дайте подумать… Желтая рубашка, бежевый джемпер, серые брюки. На ногах были грязные баскетбольные кроссовки, на плече — зеленый рюкзак. Я все это запомнил, глядя, как он разговаривает с Цумура-сэнсеем. Волосы у него были растрепаны, в общем, он произвел на меня впечатление опустившегося, уставшего от всего человека.
На лице доброжелательного Татибана появилось выражение сострадания.
— Какого он роста?
— Примерно одного роста со мной. После прошлогоднего происшествия я с ним не встречался и сейчас был поражен его внешним видом: щеки у него ввалились, глаза лихорадочно блестели, он стал худой как щепка. А почему Тасиро вас интересует?
— О нем хватит. Расскажи нам лучше о том, что было вчера. Значит, ты троих преподавателей отправил на машине…