Валерия не удержалась, заплакала.
- Маланьюшка, зря ты так на барышню накинулась. Валерии и в помине на реке не было, - заступился за девушку управляющий. – Иван кинулся на помощь мальчишке, который тонул. Просто он прибежал прежде наших мужиков.
- Не о том я глаголю, - махнула рукой старуха. Глянула на Валерию, на ее изможденное от недосыпаний и страданий лицо, и сказала: - Спасу я твоего Ивана, не ради тебя, а ради него. Вижу, что он человек хороший. Правда, есть на нем один грех, но он про то тебе сам расскажет, как поправится. – Маланья повернулась к своим сверткам, стало делать какое-то снадобье. При этом старуха что-то шептала. Валерия интуитивно почувствовала, что слова старухи касались ее, она стояла как завороженная, слушая ее шелестящий шепот: - Сына летом народишь, а вот с мужем тебе придется расстаться, миленькая.
Маланья обкурила комнату больного травами, дала ему снадобье, что-то долго шептала у изголовья постели Ивана, потом рассказала какими отварами отпаивать больного и какой мазью натирать, и стала собираться домой.
На прощание, Маланья кинула слово и Флоре:
- Что, княжна, хочешь замуж, а ведь на чужом горе счастья не построишь. Может так статься, что до свадьбы дело не дойдет.
Кузьма Егорович вышел со знахаркой на улицу, а женщины долго еще не могли прийти в себя. Все происходящее минуту назад казалось сном. Валерия и Флора удивленно переглянулись. Валерия, понижая голос до шепота, как будто вредная старуха находилась еще в комнате, спросила:
- Флора, скажи мне, откуда Маланья все знает про тебя, да про меня.
- Не знаю, Валерия, но мне так страшно стало от ее слов.
Ивану и вправду стало лучше, медленно он стал выкарабкиваться из забытья, в котором пребывал. Хворь понемногу отступала. Валерия и днем и ночью дежурила в комнате мужа, она попросила, чтобы сюда принесли кровать, чтобы у нее была возможность быть рядом с мужем. Уставшая за целый день, Валерия от усталости валилась на постель. Иван был еще очень слаб, но снадобья Маланьи помогли, больной перестал бредить и стонать по ночам, температура спала. Почти каждый день больного проведывал Иван Иванович. О том, что у больного была знахарка, управляющий да и все домочадцы благоразумно промолчали. Доктор с удовлетворением отметил, что больному стало лучше. Все вздохнули с облегчением, кризис миновал.
Фимка, Иванка и другие слуги помогали ухаживать за больным. Флора видела, как устала за эти дни подруга, она умоляла ее, чтобы та пощадила себя ради будущего ребенка, но Валерия была непреклонна. Она считала, что просто обязана быть у постели больного мужа, не перепоручая это слугам.
На шестые сутки больному стало лучше, он открыл глаза и тихо позвал жену:
- Валерия, Лера.
Валерия вскочила с кровати и подбежала к постели мужа. Сердце ее безумно колотилось, отдаваясь сильными толчками в висках:
- Ваня, ты звал меня?
- Да, я хотел поговорить с тобой. Мне надо сказать тебе что-то… - Иван остановился, закашлявшись.
- Ничего не говори, милый, ты еще очень слабый, - попросила жена.
Иван попытался приподняться на постели. Но у него ничего не вышло, устало он снова опустился на высокие подушки.
- Тебе не нужно вставать.
- Я беспомощный, как ребенок, - слабо улыбнулся Иван. – Это меня так первый раз в жизни скрутило.
- Ты поправишься, обязательно поправишься. Доктор сказал, что кризис миновал.
- Валерия, я мог умереть… не сказав тебе… не покаяться, - тихо, не спеша, начал свою исповедь Иван, - я очень виноват перед тобой. Прости меня.
- Что ты, милый, это я виновата перед тобой. Я… я вела себя не достойно, -Валерия бросилась на колени перед постелью мужа. Посмотрела на мужа затуманенными от слез глазами: - Ты, наверное, очень сердишься на меня?
- Ну что ты, я совсем не сержусь на тебя, моя милая женушка, - Иван ласково погладил жену по голове.
- Правда?! – Валерия с мольбой посмотрела на мужа.
- Да, - слегка кивнул головой Иван. – Напротив, я очень виноват перед тобой…
- У тебя, наверное, есть другая женщина? – догадалась Валерия.
- Какая женщина? Что ты, Валерия! – тихим беззвучным смехом засмеялся Иван. – Я же люблю тебя, ты моя жена, больше мне никто не нужен. Он рукой обхватил Валерию за плечи, их губы встретились.
В это время, не слышно отворив дверь, в комнату вошла Фимка, она собиралась прибраться в комнате больного. Увидев целующихся Валерию и Ивана, девка обомлела. Она так и остановилась у порога с полным тазом воды в руках, не решаясь пройти в комнату.
Валерия засмеялась.
- Чего ты смеешься? – удивился Иван. – Или я за время болезни разучился целоваться.
- Нет, просто борода щекочется.
- Верно, зарос я, - Хмель провел рукой по заросшему за время болезни подбородку, улыбнулся, - раньше-то я без бороды ходил. Будешь, жена, любить меня такого, бородатого?
- Буду, ой как буду. Мне, кроме тебя, никто не нужен, - Валерия прильнула к мужу.
- Вот то-то же, гляди у меня, - нарочно сердитым голосом проговорил Хмель. – Это ты у меня – барыня, потому и не битая. А среди крестьян бытует такое мнение, если бьет – значит любит. Если мужик бабу хоть раз в жизни не ударил, то он, считай, и не муж ей вовсе… Но все дело в том, что пороть надо меня. Ой, как я, Валерия, провинился перед тобой! Я же состою в тайном обществе. Думал, для Украины моей какую пользу принесу. А вот недавно узнал, что мои товарищи задумали большую крамолу совершить. Убить самого царя и всех его родных, не жалея малых детей, чтобы, так сказать, свергнуть под корень самодержавие. Я против смертоубийства. Тем более, когда могут пострадать дети…
Услышав страшные слова про зачинщиков и про надвигающуюся смуту, Фимка в ужасе вскрикнула: «Ах!», она опрокинула таз с водой на пол и выбежала из комнаты. Валерия оглянулась назад, увидела, что на полу образовалась огромная лужа.
- Вот глупая какая, убежала. А прибирать кто будет! – крикнула вдогонку горничной Валерия. - И чего ее в доме держат? Такой бестолковой служанки в жизни еще не видела.
- Говорят, она сирота, вот Игнат Петрович и смилостивился над сироткой, дал ей кров и пищу, - сказал Иван.
- А ведь она, Иван, слышала все, что ты мне сейчас сказывал! – ужаснулась от одной мысли Валерия. – А как она кому донесет и тебя… арестуют?
- Да никому Фимка ничего не донесет, - успокоил жену Иван. - Ничего не бойся, слышишь?!
- Да, - не вполне уверенным голосом ответила Валерия. Она была обескуражена тем, что кто-то подслушал их разговор. Она своим бабьим сердцем чувствовала, что ее мужу угрожает опасность. Валерия заплакала.
- Ну, вот снова глаза на мокром месте. Не плачь, все образуется, - успокаивал жену Иван. - Мы всегда будем вместе, Валерия. Ты веришь?!
- Да, я верю тебе.
- Я люблю тебя, Валерия.
- Я люблю тебя, Ваня, - сказала Валерия и остановилась. Она хотела еще очень многое сказать мужу, что была всегда верна ему, что у них скоро будет ребенок. Но тут в комнату вошел управляющий.
- Что тут у вас за потоп, молодые люди? – вежливо поинтересовался Кузьма Егорович. – И куда это Фимка промчалась по коридору, как угорелая, словно за ней стая собак гналась?
Вместо ответа Иван и Валерия улыбнулись.
- А-а-а, понимаю, - хитро сощурился Кузьма Егорович. – Вам хочется побыть наедине, а я тут к вам с глупыми вопросами пристаю. Ну не буду мешать. А ты, Иван, выздоравливай скорей, а то мы тут все извелись уже. Особенно, Валерия, голубка наша сизокрылая. Она тебя и выходила.
Иван с благодарностью посмотрел на жену и чмокнул ее в носик: - Спасибо тебе, родная.
- Ну, воркуйте, голубки, а я пошел, не буду вам мешать, - торопливо проговорил Кузьма Егорович, развернулся и пошел вон, на ходу приговаривая: - Ваше дело молодое, а у меня еще дел полон рот, почитай, весь дом на мне держится…
Венчание в сельской церквушке
Глава 9
Венчание в сельской церквушке
Фимка не держала рот на замке. Она без злого умысла проговорилась работнику Кудре, что слышала страшную тайну. Кудря положил глаз на смазливую Фимку, он ухаживал за девицей, дарил пряники, вечером водил на танцы. Ему-то и доверила свой секрет горничная дома Борщевских. Всем известно, что женщины существа слабые и очень болтливые, что удержать любой секрет не могут из-за природной страсти посплетничать. Девка не думала, что ее слова могут кому-то навредить. Она просто доверила тайну близкому человеку, каким считала Кудрю, потому что не могла более носить в себе.