Они синхронно хохотнули вежливым смехом, и машина полетела.
— Курить в гостях можно? — спросил Боря.
— Что за вопрос, — Ушастик протянул «Мальборо», — хотя лучше бросить. Подумайте о своем здоровье!
— Хорошо, — Отелло глубоко затянулся, — к кому мы, простите, приглашены?
— Это сюрприз!
— А мы не испугаем хозяев таким видом? — Ирина указала на их венецианские одежды.
— Нет, нет, что вы, — сказал Зубастик, — там привыкли, там бывают и не такие.
Дездемона похолодела.
— Это надолго? — спросила она. — Мы хотим спать. И потом, летом у нас гастроли в Сочи.
— В Сочи этим летом будет отвратительная погода, — доверительно сообщил Зубастик.
— А куда же вы нам рекомендуете, — поинтересовался Боря, — в Сибирь?
— Вы к нам несправедливы, Борис Николаевич, — обиделся Ушастик, — мы работаем по — новому, старые методы забыты… Скажем, вам бы не хотелось поехать в те края, где ваша любезная подруга обронила платочек? Или на места ваших исторических боев под Кипром?
Отелло закашлялся.
— Знаете, — сказал он, — вы бы могли прекрасно сыграть Яго.
Зубастик сладко улыбался.
— Если понадобится, — ласково произнес он, — мы сыграем и Дездемону.
— И платочек, — добавил Ушастик…
Выскочив из театра, Леви бегом завернул за угол, на Малую Садовую, и вскочил в такси. Он устроился на заднем сидении, продолжая трястись от еще непрошедшего страха.
— Boat people? — спросил шофер, — только что выловили из океана?
— Меня давно выловили, — отстучал зубами Леви.
— А чего тогда трясешься? — он оглянулся, обомлел. И тоже начал трястись. Некоторое время они молча и синхронно тряслись.
— Здраствуйте, товарищ Хо — Ши — Мин, — наконец, заикаясь, произнес таксист, — простите… я вас не разглядел… в темноте… И потом — я думал, что вы давно того… умерли… А вы, оказывается, все еще живой.
— Полуживой, — поправил Хо — Ши — Мин, и назвал адрес. — Гони! И побыстрее!
— Сейчас, — ответил шофер. — У меня к вам только один вопрос. Деликатный. Насчет геноцида. Зачем вы его устроили, товарищ Хо — Ши — Мин?
«Сейчас и этот начнет бить, — подумал Леви, — и кричать: вьетнамская морда!»
— Я тут ни при чем, — объяснил он, — это все ревизионисты! И после моей смерти…
Таксист побледнел и вновь задрожал.
— Пожалуйста, перестаньте дрожать, — попросил дрожащий Хо — Ши — Мин, — и не волнуйтесь. В чем дело? Мы все умрем!
Таксист выскочил из машины и исчез в темноте.
Леви тоже хотел выскочить, но не решился — вокруг бродили толпы разъяренных театралов в поисках евреев. Были шансы, что узнают.
Не вылезая из машины, он перелез на переднее сиденье и сел за руль. И тут же к нему подбежал взлохмаченный тип, отделившийся от толпы. Леви узнал в нем театрала, носившегося за ним по сцене.
— Эй, Хо — Ши — Мин, — крикнул тот, — на Выборгскую подвезешь?
— Занято, товарищ, — ответил Хо — Ши — Мин, — частный вызов.
Он хотел нажать на газ, но дорогу машине преградил театрал, оравший из партера «Бей жидов, спасай Россию!». «Спаситель» требовал отвезти его на Каменный остров.
Бегавший по сцене, недолго думая, выбросил вперед правую руку, как Ленин на трибуне, и дал «спасителю» в глаз. «Спаситель» заревел, как бык, смертельно раненный тореадором, и резким ударом головой в живот отбросил «бегуна» на другую сторону тротуара. Затем он быстро вскочил в такси.
— Вези, косой!
И «косой» повез.
— Ты, бля, слышал, — спросил спаситель, — Яго‑то, оказывается, еврей!
— Я — го, — уточнил Леви, — китаец!
— Ну?! — бросил «спаситель» и вдруг закричал: «Останови машину!»
— Не могу, — сказал Леви, — тут запрещено.
— Эх ты, мудила! Там же еврей прошел. Я хотел ему пейсы вырвать!
Машина неслась по опустевшему городу, все меньше фонарей подмигивало Леви, все меньше машин попадалось навстречу.
— Стой, бородатый, — произнес «спаситель», — ты куда меня везешь?
— Не волнуйтесь, товарищ, уже приехали, — объяснил Леви и остановил машину на пустыре.
Затем он повернулся к «спасителю» и медленно, с каким‑то садистским наслаждением снял бороду.
— Привет от Ягера, — пропел Леви и помахал бородкой перед лицом «спасителя».
Тот обомлел — перед ним сидел Яго.
— Во, жиды, — выдавил он, — все Ягерами заделались!
— Выходи, — предложил Леви.
— Это еще зачем?
— Я хочу тебя машиной переехать, — объяснил Леви.
Затем он резко открыл заднюю дверцу и выбросил «спасителя» в лужу.
— Жиды давят! — завопил тот.
— Еще раз появишься в театре — задушу. Как Дездемону! — пообещал Леви и нажал на газ.
Подойдя к своим дверям, Леонид Львович достал из кармана ключи и начал отпирать дверь. Но ключи не лезли. Они были фигурные, конусообразные и чем‑то напоминали соборы барселонского архитектора Гауди. Хотя и были вьетнамские. Очевидно, их купили вместе с костюмом.
— Боже, — прошептал Леви. — Я представляю, как ты занят. Но прошу тебя: плюнь на все, хотя бы на секунду, и задумайся — разве я заслужил твое божественное наказание? Неужели ты там у себя наверху не видишь, как я не хотел играть эту роль? Прошу тебя — сделай так, чтобы я мог войти. Тебе же это раз плюнуть. А мне надо поговорить с Иегудой, и потом — я хочу спать.
Леви с надеждой нажал на ручку двери, но та не поддавалась.
— Понимаю, — прошептал он, — ты меня не прощаешь. Ты справедливый, но жестокий. Придется мне попробовать самому. Ты не против?
Леви начал трясти дверь, колотить по ней кулаками, бить ногами — сначала одной, потом сразу двумя. Пару раз он саданул по ней головой.
«Надо было соглашаться на квартиру в новом районе, — подумал он. — Их ничего не стоит открыть двухкопеечной монетой». Правда, и монеты у него с собой не было.
Леня стянул бороду, обтер ею пот с лица и опустился на колени.
— Иегуда, — начал он, — я уверен, что ты слышишь меня и через эту дверь. Открой! Чего тебе стоит?! Тем более, я должен тебе сообщить нечто очень важное. И ты меня поймешь и простишь. Ну, ты согласен? Тогда возьми ключ на комоде.
— Цель далека, а день короток, — донеслось из‑за двери.
— На твоем месте я бы не стал отвечать на все просьбы одной и той же мыслью, пусть даже столь мудрой, — печально произнес Леви. — Если бы ты забыл свой ключ в Кордове — я бы обязательно тебе открыл.
Леня поднялся с колен и обтряхнул козлиной бородкой штаны.
«Придется звонить Гуревичу, — подумал он. — В трудную минуту поможет только он. Не вылезать же мне снова на улицу в костюме этого косого бандита.»
На площадке располагались еще две квартиры.
Слева жил Шаповалов. Это был старый, заслуженный антисемит. Звонить от него Леви не хотел. Принципиально. Да тот бы и не дал. Справа находились Котлевичи. Мадам Котлевич периодически просила у Леви соль. Причем в голом виде. И каждый раз Леви выпрыгивал в окно. «Соль в шкафчике!», — кричал он на лету.
Иногда он давал ей бесплатные билеты на премьеры, хотя и боялся, чтобы она не попросила у него соль во время монолога. Леви нажал кнопку звонка.
— Одну секундочку, Ленечка, — раздался радостный голос Анны Иоановны, — бегу!
«Откуда она знает, что это — я?» — растерянно подумал Леви.
Дверь распахнулась, и на его шее повисла дородная нагая Котлевич.
— Пожалуйста, щепотку соли, — раздался голос Леви из‑под левой груди Котлевич.
Та не слезала.
— И перец… красный… и где Михаил Сергеевич?..
— Пошел за солью, — смеясь, ответила Анна Иоановна, спрыгнула с шеи, нежно подняла брыкающегося Ленечку на руки и внесла в квартиру.
— Мне нужно позвонить, — отбивался он.
— Завтра, котик, завтра, — пообещала Котлевич, укладывая его в кровать на лопатки, — перчика захотелось…
— Разве я об этом просил тебя, Иегуда? — прошептал Леви, исчезая под массивным телом Анны Иоановны.