Как только Дейк услышал шаги Патриции, он быстро встал и улыбнулся ей, когда она вошла в кабинет. Ее ответная улыбка была гораздо сердечнее, чем он ожидал. Как всегда, в жизни она показалась ему крупнее, чем в воспоминаниях и гораздо более живой и энергичной. На ней были красные брюки и такого же цвета ремень.
– Ты замечательно загорела, Патриция, – сказал он.
– Я только вчера вернулась из Акапулько.
– Развлекалась? – спросил он язвительно, держа ее теплые руки в своих.
Она скорчила гримасу.
– Выгодная покупка. Отель.
– С твоими индийскими дружками?
– На этот раз с бразильскими.
– Один черт, Патриция.
– Да, конечно. Ну, а как же еще можно прожить девушке?
Она разглядывала его, склонив набок голову.
– Ты ужасно исхудал, милый, синяки под глазами. Ребра, наверняка, торчат. Так бывает с каждым, кто попытается делать добро.
– Не кажется ли тебе, что мы что-то уж слишком отвратительно вежливо друг с другом разговариваем.
– Налей мне, пожалуйста, вот столько бренди, – приложив палец к рюмке, показала она. – Я не покажусь тебе слишком уж суровой, если сяду за стол?
– Вовсе нет, если там же будет лежать и твоя чековая книжка.
Она закусила губу.
– Наш разговор может оказаться интересным, не так ли?
Патриция уселась за стол, а Дейк, подав ей бренди, вернулся в свое кресло. Она потягивала коньяк, глядя на него поверх рюмки. Потом, поставив рюмку на стол, она проговорила:
– У меня есть предчувствие, что у нас могут возникнуть премерзкие разногласия, и прежде чем испортить друг другу настроение, я хочу тебе кое-что сказать. У меня был целый год на то, чтоб сформулировать как следует, что я собиралась тебе сказать. Вот что, Дейк. Я скучала по тебе. Ужасно. Я хотела и попыталась просто купить тебя. Из этого ничего не вышло. Я очень много времени потратила, стараясь убедить себя, что если бы тебя можно было купить, ты мне стал бы совершенно не нужен. Но это не в моем характере. Мне жаль, что ты устроен так, а не иначе. Мне жаль, что тебе не хватило здравого смысла и ты не начал жить по моим правилам. Без тебя моя жизнь полна смысла, но когда мы жили вместе, его было почему-то больше. И мне очень этого не хватает. Я – эгоистичная, властная женщина с крепкими кулаками, и если есть способ завладеть тобой, хотя бы на время, я собираюсь им воспользоваться.
– Ладно, Патриция. Откровенность за откровенность. Я тоже скучал по тебе. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь из нас мог бы хоть чуть-чуть поступиться своими принципами и при этом не сломаться. Но я знаю, что стремиться к этому, все равно, что мечтать заполучить Луну с неба. Мы же прекрасно ладим, пока речь не зашла о таких важных вещах как человеческое достоинство и эгоизм.
– Мой мир, Дейк, это большой свинарник. Самая хитрая и жадная свинья получает самый жирный кусок.
– Зато в моем мире есть место надежде.
– А разве мы оба живем не в моем мире? Ну, а теперь расскажи мне из-за чего у тебя болит душа?
Он рассказал. Она умела слушать, не задавая лишних вопросов, старалась как следует вникнуть в возникшую проблему. Он рассказал ей все, включая Кэлли.
– И вот ты пришел ко мне.
– И прошу шестьдесят тысяч долларов. Может быть, ты сможешь списать их на счет благотворительности.
– Я не верю в то, что ты пытаешься сделать.
– А я и не рассчитываю на это, я просто прошу тебя о помощи.
– Ради старой дружбы. Какая банальная фраза, не так ли?
Она открыла ящик стола, выбрала чековую книжку, выписала чек и вырвала его из книжки. Она сидела, подперев подбородок кулаком и помахивая чеком.
– Я не делаю подарков, Дейк. Я заключая сделки.
– Я подозревал, что все будет не так просто.
– Ты получишь свой чек. Как только твой материал увидит свет, тебе покажется, что твой мир рушится. Мне придется заплатить еще тридцать тысяч долларов, чтобы убедить Совет в том, что ты должен оставаться на свободе. Затем я подожду еще месяц результатов твоей статьи. Если ничего не произойдет, а я уверена, что так оно и будет, тебе придется поступиться какими-то из своих идей. Тебе придется попробовать принять мир таким, каков он есть. И меня вместе с ним, Дейк.
– В конце концов, получается, что ты снова пытаешься меня купить?
– Дейк, ты же не оставляешь за мной права на собственное достоинство.
– А как же насчет меня и моего достоинства? – спросил он глухо. – Ладно. Признаюсь тебе, что я одержим одной идеей. Если из того, что я хочу сделать, ничего не выйдет, я придумаю что-нибудь еще.