Можно спросить себя: что за дьявольская мораль соответствует кодексу чести Данилы? Мой ответ, возможно, не лучше, чем у других: ему дано природное, врожденное чувство добра и зла, правды и неправды, присущее и другим архетипическим персонажам русской культуры – «блаженным», «дурачкам», «идиоту» Достоевского, и этот идиот в итоге намного умнее и даже мудрее, чем циничные люди, которые его окружают. Они верят только в грубую силу и предательство, живут ради власти и денег. Данила не стремится к старому советскому и социалистическому финалу, не пытается изменить мир. Его утопия – теплый уголок, где в компании хороших друзей можно послушать музыку обожаемого им Бутусова. Конечно, это не обычная программа героев боевика и городских мстителей. В отличие от «грязного Гарри» или героев Чарльза Бронсона, или персонажей в исполнении Сильвестра Сталлоне, Стивена Сигала, Шварценеггера и других в огромном количестве боевиков, Даниле не нужна месть, он не хочет исправить полицию, не борется с коррупцией, не пытается изменить политическую или социальную обстановку в стране. Как и любым подлинным русским героем, Данилой движет порыв сердца.
Впечатление, которое оставил после себя диск с «Братом», не просто было сильным. Он меня вдохновил: я понял, что маленький бандитский фильм из далекой страны – один из лучших, что я видел за долгое время, особенно если учесть, что в этом жанре доминирует голливудская формула. Это привело меня к остальным фильмам Балабанова – не только, конечно же, к его криминальным работам, но и ко всей фильмографии. В том числе и к его ранним картинам, которые мне пришлось посмотреть на русском, без субтитров и перевода, доверившись предыдущему знакомству с «Замком» Кафки и работами Беккета. А потом я убедил директора фестиваля в Хихоне, что сделать у нас в стране ретроспективу Балабанова и издать по этому случаю книгу просто необходимо. В 2008-м этот план воплотился в реальность, и мне выпал шанс познакомиться с самим режиссером.
Я не буду говорить об остальных гангстерских фильмах и нуарах Балабанова, но отмечу, что после «Брата», в котором был заново изобретен жанровый кодекс, его талантливый ум и цепкая камера создали множество фильмов. «Брат 2» стал сатирической деконструкцией американского боевика. «Война» кажется мне экранизацией «Последнего из могикан» или «Искателей» в обстоятельствах Второй чеченской войны. Черная комедия «Жмурки» раз и навсегда покончила с мифами о русских бандитах, которые, по иронии, он сам же и создал в «Брате». Еще была прекрасная мелодрама «Мне не больно» и впечатляющий «Груз 200», который стал одним из поворотных для него фильмов, – черная как уголь комедия с оттенками фильма ужасов, где социополитический контекст последних дней СССР переплетается с жуткими преступлениями психопата в милицейской форме. Если ограничиваться только жанровыми фильмами, то нужно вспомнить и тонкую гангстерскую драму «Кочегар» – дань уважения якутам, которых Балабанов любил и которым посвятил свой неоконченный фильм «Река». И, конечно, о последнем фильме «Я тоже хочу», который снят в жанре апокалиптической фантастики, с иронической оглядкой на классику Тарковского «Сталкер». В этом фильме появляется последний персонаж-бандит Балабанова. Это своего рода Данила, потерявший душу и кодекс чести, окруженный насилием реального мира, но добрый и невинный в душе: этакий падший ангел, как и сам Балабанов, – простой человек в поисках счастья.
Хотя сам режиссер лично несколько раз говорил мне, что отвергает ярлыки и жанровый кинематограф, во многих своих фильмах он без предрассудков пользовался стилем, средствами и формально-мифическими структурами традиционных популярных жанров: триллера, боевика, военного фильма, американского вестерна, фильма ужасов, и, конечно, бандитского нуара. «Брат» стал одним из главных виновников российской любви к фильмам о бандитах в 1990-е и на рубеже столетий. Да и «Груз 200», хотя и не является типичным ужастиком или психологическим триллером, по моему опыту отлично может смотреться в рамках ночных показов культовых фильмов ужасов. Многие работы Балабанова существуют на пограничных территориях, рядом с нуаром – его любимым кинематографическим инструментом, при помощи которого он показывал темные уголки нашего общества и человеческой души. Его уникальная способность сочетать традиционное и новаторское, локальное и универсальное, популярное и авторское позволила ему снять фильмы, которые могут стать ключом к созданию современного кинематографа не только в новой России, но и вообще в Европе, дать четкий и эффективный ответ на вопрос о том, как остановить вторжение Голливуда, не теряя при этом личной и художественной релевантности, не лишаясь аудитории. Это – урок мастера.