– Навяжется же этакое чадушко, прости господи!.. А канат бы оборвал, тогда что?.. Одно слово – медведь…
– Ну, перестань… Будет.
– Знаем мы твои-то художества, Вася…
В голосе перевозчика послышалась уже любовная нота. Мне нравилось, что односельчане звали своего богатыря этим детским именем: Вася. Именно Вася, и больше ничего. Такого уж бог уродил, и ничего с ним не поделаешь, а все-таки любопытно.
Через пять минут мы были уже на станции, то есть в простой крестьянской избе, поставленной из прекрасного леса с такой крепостью, как умеют строиться только в лесных трущобах, где лес нипочем.
II
– Барин, а ведь мы про водку-то и забыли, ядрена канавушка! – заявил Балабурда, входя за мной в избу.
– Как же быть?
– А я живой рукой оберну… Рукой подать до кабака-то. – Балабурда взял деньги и трусцой полетел под гору, к перевозу.
– Эко, как водка-то человека гонит, – наставительно заметил седой старик, содержавший разгон.[3] – Ох, грехи наши тяжкие!..
– А что он делает у вас, Балабурда? – спросил я.
– Да что ему делать-то? Ничего не делает… Сидит день-деньской в кабаке и дожидается проезжающего. Ну, господам любопытно, сейчас ему водки… На, пей. Только и всего ремесла. По веснам на сплав уходит на Чусовую. Ну, там что заработает, то и пропьет. Главная у него ошибка выходит, когда он в Пермь попадет… Тут уж ему лафа, потому как купцы до полусмерти запоят. Так из кабака в кабак и ходит с месяц, поколь всякий образ не потеряет. Значит, пора домой… И удивительные эти самые городские купцы: водкой хоть обливайся, а чтобы настоящего – ну там из одежи что, али деньгами – ни-ни. Конечно, Вася слабый человек и придет с работы в чем ушел.
– Жена у него есть?
– Как же, есть…
– Такая же большая?
– Нет, совсем обыкновенная бабенка.
– А дети?
– Ну, детьми господь миловал… Куда им с детьми? Жена же и кормит Васю, а он только попашет да покосит… Какие уж тут дети.
Весь репертуар жизни богатыря Васи был налицо. Мне было грустно думать, что этой громадной силе не нашлось другого приложения, как пропадать по кабакам и утешать пьяных купцов. И обидно, и жаль, и ничего не поделаешь. Вся беда Васи заключалась в том, что он родился немного поздно, а родись он лет пятьсот назад, – наверное попал бы в цикл былинных богатырей. В самом деле, все эти Ильи Муромцы, Микулы Селяниновичи и остальная богатырская братия кажутся вымыслом народной фантазии и достоянием разных хрестоматий и академических изданий, а тут налицо живой былинный богатырь, которому, как настоящему русскому богатырю, и деваться-то некуда с своей силушкой богатырской. В своем роде тоже лишний человек…
– А отец у него какой из себя?
– Отец и мать обыкновенные, а вот сестра была так дерево деревом, вся в братца родного… Так уж божецкое произволение. Сперва-то Вася жил справно, как следовает хрестьянину, ну, а потом как попал на сплавы да в Пермь, ну и потерял себя. В Питер ведь его возили, да, сказывают, рылом не вышел и спина горбом, – там прямых человеков надобно.
Хорошо, что Балабурда не попал к какому-нибудь антрепренеру, который повез бы этого богатыря по всем европейским городам, как диковинку. Я лично не могу видеть этого живого товара, который выставляется по балаганам и циркам. Пусть уж лучше сидит у себя в Матвеевском кабаке и выжидает проезжающих.
Балабурда явился с водкой, когда самовар был уже на столе. Он с какой-то жадностью выпил первый стакан.
– Ты бы, Вася, дал отдохнуть вину-то, – укоризненно заметил ворчливый старик хозяин. – Все одно, всей водки не перепьешь…
Богатырь только покрутил своей кудрявой русой головой. Эх, дескать, уж что тут говорить!.. В одной рубахе и без шапки он казался еще больше, и жаль, что не было художника, который мог бы его срисовать для какой-нибудь картины из богатырского эпоса. Пока я пил чай, Балабурда успел выпить всю водку и как-то сразу захмелел. Глаза сделались мутные, он весь как-то осунулся и тяжело дышал.