Устроившись в пролетке, господин следователь подумал, что вся эта ситуация напоминает ему недавнее дело с польским шулером Гроховским. Анна Викторовна снова похищена, а ему снова предстоит найти выход на авторитета через его мелких прихвостней. А что потом? В прошлый раз ему помогли математический ум, холодный расчет и лишь толика удачи. В этот раз слишком многое не зависело от него, а полагаться на фортуну было не в его духе.
Штольман переживал за барышню Миронову, и все же природная сдержанность, а также профессиональная выдержка и суровый характер, закаленные годами службы государю и отечеству, не позволяли ему впадать в отчаяние. Он привык биться до последнего. Но невольно в его сознание прокралась мысль, что если в прошлый раз ее похищение было напрямую связано с ним, то в этот раз Анна Викторовна вполне справилась самостоятельно. Он усмехнулся, вспомнив, что в умении находить приключения на свою голову барышня Миронова могла дать фору любому. И уж совсем смелая и вольная мысль посетила его: в обоих случаях он возможно сумел бы предотвратить похищения, если бы был рядом. Что если он избрал неверную тактику? Что если лучшим способом защитить дорогую его сердцу девушку является не показное равнодушие, а как раз наоборот, искренняя забота и присутствие в ее жизни?
Мужчина тряхнул головой, словно прогоняя нелепое и навязчивое предположение. Размышления в подобном ключе опасны. Он рискует окончательно влюбиться. А в его возрасте разбитое сердце и любовное томление излишни. Ну, зачем он сдался юной барышне, вчерашней гимназистке? Ее первая влюбленность уже завтра перегорит…
Из размышлений следователя вырвали резкая остановка и какой-то шум на дороге впереди. Он выглянул из-за спины извозчика и увидел встречный экипаж, запряженный вороным конем. Животное фыркало и спотыкалось, и вдруг одна из его передних ног подогнулась, и конь, испуганно всхрапнув, тяжело рухнул на землю. В этот самый момент с боковой улочки показался всадник на белой лошади. То ли от неожиданности, то ли струхнув, его кобылка, беспокойно заржав, взвилась на дыбы, едва не сбросив с себя зазевавшегося наездника.
Вдруг у Штольмана в дурном предчувствии сдавило грудь. Вся эта картина показалась ему смутно знакомой, как обрывок позабытого сна. В следующий миг в его глазах вспыхнуло озарение, и он живо завертел головой по сторонам, сам пока не понимая, что он пытался отыскать. И тут справа взгляд его наткнулся на вывеску над витриной булочной – рядом с названием красовалась мельница с обширными лопастями. А ровно под ней стояла дама с зажатым в руке револьвером, дуло смотрело прямиком на следователя.
Шустро пригнувшись, Штольман выскочил из пролетки с противоположной стороны. За спиной прогремел выстрел. Лошадь испуганно дернулась, кучер, встревоженно озираясь по сторонам, постарался ее утихомирить. «Спускайся», — крикнул ему Яков Платонович, прячась за повозкой. Он достал из кармана своего вороненного «бульдога» и осторожно выглянул. Сначала ему на глаза попалось отверстие от пули в обивке сидения, где еще минуту назад находилась его грудь. «Ну, Аня…» — мелькнуло в голове мужчины, и на губах показалась добрая усмешка. И не смотря на ситуацию, он почувствовал, как на сердце потеплело от благодарности и нежности. Высунув голову чуть дальше, он увидел, что прохожие успели разбежаться, и лишь одна дама, которой оказалась никто иная, как Нимфа, королева цирка, в нерешительности маячила около булочной. Видимо, никак не могла определиться: бежать ей или довести начатое до конца.
Тут послышался звук свистка, и в конце улицы показалась пара городовых. Нимфа развернулась, намереваясь скрыться в проулке между домов.
— Стойте, — крикнул Штольман, — сдавайтесь, госпожа Рыжкова.
— Нимфа! — прорычала та и снова выстрелила по пролетке. Однако заметив приближающихся городовых, бросилась наутек.
— Дама в голубом платье. Задержать и в управление доставить, — приказал следователь подоспевшим сотрудникам, затем оглянулся на кучера. — Ты как, Ефим, цел?
— Цел, Вашескородие, — кивнул тот.
Яков Платонович огляделся: пострадавших не было, видимо, вторая пуля тоже досталась повозке. За исключением перепуганных лавочников, выглядывающих из окон и приоткрытых дверей, на улице остались только полицейский экипаж и извозчик с обреченной лошадью. Штольман подошел к ним ближе. Хозяин выстегивал оглобли из упряжи, сетуя на постигшую его неудачу и грядущие растраты. Конь попытался пару раз подняться, но, опираясь на сломанную ногу, сразу же заваливался обратно на бок. «Да, лежи ты уже, не дергайся», — бранился мужик. Вытянув свою огромную морду, животное тяжело дышало, его черные влажные ноздри напористо трепетали, раздувая дорожную пыль, глаза, полные страха и боли, смотрели на Штольмана.
Следователь опустился на корточки и положил ладонь на лоб беспокойного животного.
— Тише, тише, — проговорил он, поглаживая короткую шерстку. Конь и в самом деле успокоился. В его огромном почти черном глазу, смотрящем на него с абсолютным доверием, Штольман увидел свое отражение. Конь доверял ему, своему убийце.
— Что мне теперь с ним делать? — роптал мужик. Яков Платонович взглянул на него мельком из-под нахмуренных бровей и снова опустил глаза к животному. Животному, чья смерть спасла ему жизнь.
— Прости, что тебе пришлось принять пулю вместо меня, — сказал следователь и, поднеся револьвер к голове коня, спустил курок.
Комментарий к Часть 14
Дорогие читатели! Простите за такой скромный отрывочек. Мне уже было жутко совестно за столь долгое отсутствие продолжения, что пришлось разделить главу на две части. Здесь мы спасали Платоныча, в следующей (уже совсем скоро) будет спасать Аннушку.
Спасибо за ваше терпение, за ваше внимание к моей писанине. Для фикрайтеров это очень ценно - для нас каждый ваш отзыв на вес золота))
========== Часть 15 ==========
Полчаса спустя Штольман вошел в кабак на Амбарной. Небольшое тусклое помещение с парой окон, о грязные стекла которых нелепо бились черные жирные мухи, после залитой солнцем улицы показалось и вовсе мрачным. Затхлый прокуренный воздух – смесь мужицкого пота, пролитой выпивки и кислой капусты – присущий питейным заведениям подобного типа, вкупе с гамом голосов на момент ошеломили следователя. Окинув цепким взглядом сомнительную публику, которая при его появлении немного притихла и стушевалась, будто подспудно чуя за неприветливым и жестким фасадом посетителя угрозу в виде блюстителя порядка, он направился к кабатчику. Тот, уныло натирая грязный прилавок не менее грязной тряпкой, на вопрос о Гришке молча мотнул головой в сторону.
Штольман обернулся – в дальнем углу белобрысый малец собирал в медный таз грязную посуду со стола. Наказав ему привести Захара, Яков Платонович устроился за отдаленным столом и, надвинув котелок на глаза, чтобы не видеть весь этот пропитой сброд, добровольно сносящий последние копейки жуликоватому целовальнику, стал ждать.
Захар появился на пороге полчаса спустя, сияя нахальной ухмылкой, как начищенный самовар. Штольман насторожился.
— Утречко доброе, господин следователь, — парень уселся за стол напротив него. – Есть новости?
— Есть. А ты опись украденного принес?
Цыган достал из нагрудного кармана жилета в несколько раз сложенный лист бумаги и протянул следователю. Яков Платонович пробежал глазами по содержимому. К и без того строгому выражению лица добавились нахмуренные брови. Слишком много было в этом списке мелких украшений, вроде перстней, заколок и брошей. Сыщик понимал – велика вероятность, что воры успели за эти четыре месяца сбыть такого рода товар в попутных городах.