— Меня и впрямь не будут искать? — уточнила цыганка у следователя, наблюдая за тем, как Петр Иванович радостно обнимает ее тело, с теплом и заботой в глазах, и отмечая про себя, что ей нравится, как они смотрятся вместе.
— Косанский дал мне слово.
— Что ж, тогда приступим. — Она налила в чашку чай и поставила ее перед Анной. — Выпей.
— Что это? — насторожилась Анна Викторовна.
— Целебный расслабляющий отвар. Ничего особенного. Ты нужна мне спящей для ритуала.
— Он безопасен? — поинтересовался Яков Платонович.
— Абсолютно. — Зара снова обернулась к Анне. — Ты его уже пила.
Миронова присела на стул, взяла чашку и сделала маленький глоток. Приятный насыщенный вкус, как она и запомнила.
— Почему ты его не пьешь? — спросила она Зару.
— Я научилась самостоятельно выходить из тела.
— Но в прошлый раз, когда я очнулась в твоем теле, я не сразу смогла прийти в себя.
— Да, тогда мне тоже пришлось принять снотворное. Когда ты уснула, я подготовилась к ритуалу, выпила чай и стала ждать. Почувствовав, что меня уже клонит в сон, я поменяла нас местами. К тому моменту твое тело пробудилось, и я смогла уйти. А вот ты вновь оказалась заперта в накаченном снотворным организме.
— Ну… ты и мерзавка… — пробормотала Анна Викторовна и уронила голову на руки перед собой. Мужчины как по команде дернулись в ее сторону, но Зара остановила их взмахом руки, взглядом давая понять, что все в порядке.
— Жизнь заставит, — тихонько ответила она девушке, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и, сняв с себя кулон, аккуратно надела на шею спящей. Затем обернулась к мужчинам: — С такой дозой я просплю около часа. Не оставляйте меня, пожалуйста, одну.
— Разумеется, — заверил Штольман.
Цыганка одной рукой обхватила висящий на шее Анны кулон, другой сжала ее ладонь и быстро зашептала какое-то заклинание на своем языке. Торопливая неразборчивая речь, словно жаркая отчаянная молитва, заполнила тишину, проникая внутрь, внушая благоговейный трепет, порождая невольный страх в холодеющем сердце. Вдруг Зара умолкла, голова ее безвольно упала на грудь. Штольман и Миронов переглянулись. Яков Платонович подошел, присел на корточки перед Анной Викторовной и тихонько позвал. Через мгновение, резко вздохнув, она распахнула глаза и растерянно завертела головой.
— Анна Викторовна, — вновь позвал следователь, — это вы?
— Яков Платоныч, — она радостно бросилась ему на шею, он крепко обнял ее в ответ, наконец выдохнув с облегчением и довольной улыбкой. Успел вдохнуть запах ее волос, прежде чем она отстранилась. — Это снова я? — не смела радоваться девушка, разглядывая свои руки и ощупывая лицо.
— Аннет, — дядя шагнул к ней, и она, вскочив со стула, повисла и на его шее. — Слава богу, все закончилось.
— Петр Иванович, — обратился Штольман, — могу я попросить вас присмотреть за Зарой, пока она не очнется. А я доставлю Анну Викторовну домой.
— Разумеется, — губы мужчины растянулись в понимающей улыбке, и, подмигнув племяннице, он отпустил ее. Вздохнув, он устало опустился на свободный стул, взял в руки чашку и вдруг опомнившись отставил ее подальше на край стола. Выудил из кармана сюртука небольшую флягу и, вытянув поудобней ноги, приготовился ждать.
***
Всю дорогу до дома Анна не могла нарадоваться, что вновь стала собой. Яков Платонович тихо и сдержанно улыбался, в душе радуясь не меньше ее самой. Не зря говорят, что только потеряв нечто дорогое, начинаешь его по-настоящему ценить. И он ценил. Он глаз не мог от нее отвести и боялся, что они приедут слишком быстро. У ступеней террасы он вдруг осознал со всей ясностью и отчетливостью, что еще не готов расстаться с ней.
— Анна Викторовна, если вы не торопитесь… — начал он, нерешительно.
— Не хотите прогуляться? — Она пришла ему на выручку, указывая рукой на сад.
— С удовольствием.
Анна расспрашивала его про ритуал, о том, что происходило после того, как она уснула. Ей было любопытно и в то же время забавно услышать его версию событий. Когда они проходили мимо беседки, она остановилась и задумчиво посмотрела на нее, вертя в руках сорванный с ветки листок.
— Скажите, Яков Платонович, а когда вы общались с Зарой, вы совсем ничего не подозревали? Вы были уверены, что она это я?
— Я видел странности в ее поведении, чувствовал, что что-то не так, но о подобном я и думать не смел, — честно признался мужчина.
— И все же вы поцеловали ее. — Тяжело вздохнув, пытаясь унять волнение, девушка нерешительно перевела на него взгляд. — Вам нравятся такие женщины? Напористые?
— Мне вы нравитесь, — ответил он легко и не задумываясь, глядя ей прямо в глаза.
Анна заметно удивилась его откровенности и, отведя взгляд, зашагала дальше по аллее. Штольман нахмурился, нагнал ее в два шага и, придерживая за локоть, остановил.
— Простите, Анна Викторовна, я что-то не так сказал? Я вас чем-то обидел?
— Нет, вовсе нет. Просто не стоит давать мне ложных надежд, Яков Платоныч. Ведь по сути ничего не изменилось. Ваши обстоятельства, о которых вы не могли говорить, никуда не делись. А я устала от неопределенности. Вы то подпускаете меня, то отталкиваете. Я просто хочу понять…
Она вдруг замолчала, когда его ладонь легла ей на скулу, нежно огладив кожу за ухом. Она замерла, не смея дышать.
— Это все неважно, — ответил он вполголоса и легко прижался к ее губам. Вероятно, это было легкомысленно и опрометчиво, но он больше был не в силах сдерживать порыв, рвавшийся из него с того момента, как они оказались вдвоем в пролетке. Этим кротким, мимолетным поцелуем он словно пробовал, спрашивал ее разрешения, интересовался ее мнением. И когда он отстранился, заглядывая ей в глаза, он тут же получил свой ответ — в отчаянном блеске ее глаз, в крепких пальцах, зажавших лацканы его сюртука, в мягких губах, первыми тянущимся ему навстречу.
Зарывшись пальцами в волосы на ее затылке, он ближе притянул ее, увлекая уже в настоящий поцелуй. Вторая рука, выронив трость, обхватила ее за поясницу, прижимая девушку к себе всем телом, желая чувствовать ее всю и всюду, и с отчаянием понимая, что и этого недостаточно. Ладонь заскользила вверх по ее спине, разгоряченный разум рисовал образы ее обнаженной кожи под его пальцами, и когда уже исступленный стон готов был сорваться с его губ, он отстранился, тяжело дыша и все еще не выпуская ее из рук.
Ее грудь часто и высоко вздымалась, на щеках заиграл робкий румянец, который в сочетании с откровенным и немного дерзким блеском глаз придавал ей особое женское очарование.
— Что это все значит? — спросила она, улыбаясь.
— Что я люблю вас, Аня, а все остальное не имеет значение. — Он невесомо провел пальцами по ее щеке. — Лишь бы вы были рядом, целы и невредимы, а со всем остальным я сумею справиться.
— Что же заставило вас передумать? — Она тоже обхватила его щеку ладонью.
— Жизнь. Я не знаю, сколько мне отмерено, в какой момент меня пристрелят, словно загнанную лошадь, которая еще секунду назад не знала, что споткнется. Может, я веду себя эгоистично, но я хочу прожить жизнь счастливо. И я знаю, что мое счастье невозможно без вас.
Анна, растроганная до слез его признанием, переполняемая собственными эмоциями, не могла вымолвить не слова. Она лишь притянула его к себе, крепко обнимая за шею и вкладывая в свой поцелуй всю любовь и нежность, которые она так долго хранила для этого мужчины.