Убедившись, что все идет своим чередом, а неприятными сюрпризами и не пахнет, я попросил Долгорукую сдвинуться вплотную к Хельге, опустил спинку, снял камзол, рухнул навзничь и устало вздохнул:
— Терпеть не могу официоз. Особенно средневековый.
— Тем не менее, вел себя достойнее некуда… — сыто мурлыкнула Бестия, легла так, чтобы оказаться лицом к лицу, и растрепала отросшие волосы: — И мы тобой страшно гордились. Правда, Маш?
— Не то слово! — без тени улыбки поддакнула целительница. А Шахова, кому-то посигналив, добавила о-о-очень интересную фразу:
— Официоз — фигня! Знаете, что сказал Борисыч перед тем, как свалить из машины?
— Неа! — хором воскликнули мы.
— Что заметил в плетениях школ Света, Тьмы и Хаоса очень знакомую закономерность, что жаждет кое-что проверить и чтобы ближайшие сутки-двое его ни на что не отвлекали…
Глава 8
…Очередной визит на Эднор продлился лишние четыре часа из-за того, что мы очень долго не могли найти подходящего водоема для «ночевки». В результате в Замок вернулись в последние минуты четверга, максимально сократили разбор полетов, прощания и сборы, подняли экипаж «Стрибога» по тревоге и вылетели в Великий Новгород. Сразу после взлета Язва и Бестия умотали спать. Первая из-за моральной усталости от долгой езды за рулем по бездорожью, а вторая — из солидарности. А я, умиравший от голода, спросил у Маши, составит ли она мне компанию за ужином, получил утвердительный ответ и отправился к Тарасовой. Делать заказ.
Две порции филе семги, запеченного в каком-то хитром соусе, ухнули в желудок, как в бездонную бочку и заставили серьезно задуматься о третьем. Но я решил не наедаться перед шестичасовым сном, поэтому умял два куска яблочного пирога, допил сок, вытер губы салфеткой, отодвинулся от столика и… перебрался на диван. Так как заметил, как погрустнела Хельга, и понял, что ей страсть как не хочется оставаться одной.
Поймав ее вопросительный взгляд, в самой глубине которого пряталась надежда, придумал удобоваримое объяснение. Для пущей убедительности подавшись вперед и сделав вид, что готов к любому ответу:
— Лара с Дашей наверняка дрыхнут без задних ног, а я особо не устал, поэтому хочу просто полениться. Но если и ты решила лечь спать, то уйду в спальню и буду лениться там.
Как я и предполагал, целительница заявила, что ей пока не до сна, и что она будет радо полениться вместе со мной. Лениться в бардаке мы, конечно же, сочли неправильным, так что вызвали Ольгу, подождали, пока она уберет со столика, и навели уют. Вернее, его навел я — приглушил свет, раздвинул диван, достал из шкафчика два теплых пледа и пяток «лишних» подушек, а Хельга какое-то время «подбирала музыкальный фон», а потом заявила, что без него ей будет комфортнее, и изобразила кокон аж в метре от меня.
— Ма-аш, а как ты с такого расстояния дотянешься до меня щупом? — мягко спросил я, почувствовав, что ей не хватает совсем небольшого толчка.
Она закусила губу, несколько секунд невидящим взглядом смотрела сквозь меня, а затем вздохнула:
— Догадался, что я, наконец, решилась объяснить, что меня гнетет?
Я молча кивнул и с намеком сдвинул левую ладонь чуть ближе к ней.
Этого жеста ей, видимо, и не хватало — женщина выпростала руку из-под пледа, перебралась вплотную к моей, вцепилась в запястье и затихла еще на полминуты. А потом легла на бок, подтянула колени к груди, закрыла глаза и грустно усмехнулась:
— О том, что в медакадемии меня считали психованной и обходили стороной, я уже говорила. Но это не вся правда. Начиная с третьего курса нас, будущих целительниц, начали приглашать на уездные балы. На них я позволяла себе немного расслабиться — выпивала бокал-другой легкого вина, танцевала со студентами других учебных заведений и даже флиртовала с чем-то понравившимися ухажерами. Да, без какого-либо продолжения, но в то время мне хватало и такой мелочи. А на рождественском балу пятого курса влюбилась. В курсанта стихийного факультета военной академии…
Как я понял из последующих откровений, избранник Марии Матвеевны был живым воплощением девичьих грез, то есть, смазлив, учтив, остроумен, непоколебимо уверен в себе и романтичен. А еще умел играть на гитаре, петь красивые романсы, томно декламировать стихи, в том числе и собственного сочинения, и так далее. Поэтому с легкостью становился своим в любой компании, пачками разбивал девичьи сердца и — что в случае с Хельгой стало самым главным — позиционировал себя, как ярый противник социального неравенства. Вот она голову и потеряла. Причем сразу и напрочь. То есть, закончив академию лучшей на курсе, проигнорировала предложения самых престижных госпиталей Империи, наплевала на реальную возможность сделать блестящую карьеру и уехала в тот самый гарнизон на границе с Речью Посполитой, в который распределили ее любимого. И, что меня убило сильнее всего, вместо того, чтобы заключить контракт с медслужбой, последовала совету этого урода и пошла проситься в боевые маги!