— Бросьте огорчаться, может быть, еще не все потеряно! — «профессор» уперся животом в край стола и сложил перед собой руки. — Главное — быть настойчивым и не унывать. Никогда, ни при каких…
В ресторан кто-то входил, и он замолчал.
В дверях столпились молодые парни с обветренными, кирпично-бурыми от летнего загара лицами. Вероятно, это были новые пассажиры, недавно севшие на пароход.
— Где, ребята, пристроимся? — простуженным голосом спросил высокий плечистый парень в кожаной куртке.
Он вошел в ресторан первым, но, оглядевшись вокруг, вдруг оробел и теперь топтался на одном месте.
— Давайте за этот, за главный стол усядемся! — Из-за спины великана вышел костлявый, тщедушного вида, мужчина лет сорока, с лицом открытым и добрым, и решительно зашагал к большому, парадно накрытому столу.
Весело переговариваясь, парни двинулись вслед за своим вожаком, уже чувствуя себя здесь полноправными хозяевами.
Вадим поглядел на веселых ребят, громко обсуждавших, что им заказать на обед, потом взял двумя пальцами свою рюмку и, помешкав, отставил ее в сторону.
У «профессора» от удивления надломились и полезли на лоб темные жгутики бровей.
— Что-то не хочется… Я после пообедаю, — сказал Вадим, не поднимая глаз на собеседника, и проворно встал.
Возвращаться в каюту не было никакого желания, и он побрел по коридору куда глаза глядят. В коридоре второго класса тетя Феня протирала суконкой дверные ручки, и, чтобы не встречаться с ней, Вадим свернул в сторону и прямо так — в костюме и с непокрытой головой — вышел на балкон.
Тем же медленным шагом он дошел до носа парохода, разглядывая палубу, местами облупившуюся от шпаклевки. Вдруг он споткнулся и замер на месте.
У самого борта стояла она. Девушка была в знакомом Вадиму плаще, но, как и он, без головного убора.
Надо было или пройти мимо, или вернуться назад, но у Вадима одеревенели ноги.
«Что она опять разглядывает?» — с волнением подумал он и посмотрел в ту сторону, куда глядела девушка.
И только сейчас он заметил наступившую в природе перемену.
Уже ничто не напоминало ни о свирепом, валившем с ног ветре, ни о зыбких пенных волнах, слегка качавших большой пароход. Можно было даже предположить, что затяжной, всем надоевшей плохой погоды никогда и не было.
Белесовато-серая муть неба расползалась, и в промоины с рваными краями засияла чистая, ясная голубизна. Думалось: хорошо, если бы проглянуло солнце — сколько дней о нем скучала земля! И оно на самом деле появилось, и появилось как-то сразу — такое большое, горячее, что Вадим даже на миг зажмурился.
Разрезая острым носом воду, по-осеннему загустевшую и маслянистую, пароход наискосок пересекал Волгу от лугового берега к правому, гористому. И чем ближе подходил он к беспорядочно разбросанным холмам правобережья, тем все чаще по воде проплывали опавшие листья березы, клена, орешника…
Вадим смотрел на синеющие горы с меловыми сверкающими плешинами, на тянувшиеся у их подножья деревья — багрянистые, желтые и кое-где еще зеленые, кем-то нарочно брошенные в огненно-золотое негреющее пламя, и улыбался, сам не зная чему.
На всю жизнь останутся у него в памяти и эти горы, отраженные в задумчиво-притихшей Волге, и необыкновенные, по-детски любопытные огромные глаза девушки, и ее тонкий прямой нос, чуть задетый бледными веснушками, и тяжелая копна всклокоченных ветром волос.
Девушка почувствовала на себе взгляд Вадима, повернула к нему лицо, видимо, собираясь что-то спросить, но тотчас смутилась.
— Правда, хорошо? — немного погодя сказала она и снова, смутившись, отвернулась.
Некоторое время они оба молчали, не спуская глаз с приближающихся гор.
— Вон эт-то обрыв! — неожиданно сказал Вадим и прищелкнул языком.
— Катерина, наверное, здесь бросилась в Волгу, — задумчиво обронила девушка.
— Какая Катерина?
— У Островского. — Помолчав, девушка спросила: — А церквушку видите?.. Вон между холмами?
Вадим кивнул головой. Среди берез, словно выкованных из золота, стояла старенькая белая церковь с куполом-луковицей.
— В этой церквушке писатель Скиталец в хоре пел, — заговорила снова девушка. — Ради заработка, конечно, когда не на что жить было.
— Скиталец? — усомнился Вадим: он никогда не слышал, что был такой писатель.
— Да. Петров-Скиталец. Они с Горьким в молодости дружили. А раз, когда Алексей Максимович в Самаре жил, они взяли и отправились путешествовать по Жигулевской кругосветке.