— Вы откуда это знаете?
Девушка внимательно поглядела на Вадима.
— Читала, — сказала она и тут же добавила: — А здесь все-таки прохладно.
— Прохладно, — поспешно согласился Вадим. — Давайте я загорожу вас от берега?.. А вас как зовут, между прочим?
— Лизой. — Девушка засмеялась. — А вас как, между прочим?
Он тоже рассмеялся.
— А меня Вадимом.
Разговаривая, они обогнули корму, потом очутились в коридоре, тянувшемся через весь верхний этаж, прошли его из конца в конец и уперлись в стеклянную дверь ресторана.
— Войдем? — предложил Вадим, снова робея и заливаясь краской. — Уж половина пятого: пора и обедать.
Он дрожащей рукой как-то не сразу распахнул легкую дверь, и Лиза увидела тяжелые складки накрахмаленных белых скатертей, возбужденные лица пассажиров, портрет благообразного седого старика в массивной дымчато-золоченой раме — вероятно, Тургенева: пароход носил его имя.
— Входите, — уже совсем неуверенно повторил Вадим.
Лиза испуганно захлопала ресницами и отступила назад.
— Что с вами? — спросил Вадим.
— Извините. Мне что-то не по себе. Там столько людей…
— Стоит ли на всех обращать внимание?
— Нет, — решительно заявила Лиза.
У двери с табличкой «Каюта № 33» Лиза остановилась. Она посмотрела Вадиму в глаза и негромко сказала:
— Идите, обедайте. Только не сердитесь на меня.
И, взявшись за ручку двери, добавила:
— Желаю вам счастливого пути. Мне ведь через два часа сходить.
— Уже сходить? Так быстро?
— Где же быстро? — сказала она и засмеялась. — Трое суток еду!
— А я думал… вы тоже, как и я, до Горького. Не повезло вам: все время была плохая погода…
— Что вы! А я довольна! Я за эти дни свою роль выучила.
— Вы — артистка?
— Не-ет! Я учетчица из леспромхоза. Это я так, от нечего делать в клубный драмкружок хожу. Собралась в отпуск в Саратов к бабушке, а наш худрук поручил мне разучить роль Катерины из «Грозы». А я приехала к себе на родину и забыла обо всем. До этого ли было!
И Лиза опять засмеялась.
— Ой, я совсем заболталась, — спохватилась она и отворила дверь. — Пойду собираться.
— Давайте помогу?
— Нет, что вы!
— Будете сходить на пристань… — Вадим облизал языком запекшиеся губы. — Я приду проводить?
Видимо, он смотрел на Лизу такими глазами, что она сказала:
— Ну, ладно, приходите… Ведь у меня никакого багажа… Но все равно приходите.
Лиза прикрыла за собой дверь, но Вадим не сразу тронулся с места.
Вдруг кто-то взял Вадима за локоть. Сбоку стоял «профессор», чуть пошатываясь на своих коротких ногах.
Он понимающе подмигнул, собираясь что-то сказать, но Вадим, чуть наклонив голову, пошел к себе в каюту. В коридоре первого класса тетя Феня мыла пол. Проходя мимо нее, Вадим нечаянно задел ногой за ведерко с горячей водой. Вода расплескалась, и Вадим, шлепая по луже, побрел дальше в глубь сумрачного коридора, еле освещенного оранжевой лампочкой.
Тетя Феня, бросив тряпицу, выпрямилась, схватилась руками за бока — напоминая своей воинственной позой Тараса Бульбу — и неодобрительно глянула вслед Вадиму.
Но Вадим ничего этого не видел.
Первое, что сделал Вадим, войдя в каюту, это открыл окно. И с какой-то непонятной ему еще пока неприязнью медленно огляделся вокруг.
На столике, около вентилятора, топорщилась засаленная колода карт, на полу под зеркалом, стояли пивные бутылки. Всюду — и на столике, и на бортике дивана-кровати — горстки пепла и окурки, окурки и горстки пепла.
— Культурненько, ничего не скажешь! — проворчал Вадим, усмехаясь. Он привалился спиной к косяку — точь-в-точь как утром — и устало закрыл глаза.
«Непонятное что-то творится с тобой, парень! — с раздражением подумал Вадим. — Обидел тетю Феню, обидел «профессора»… И вообще — ни на что бы глаза не глядели!»
Вадим махнул рукой и, пересиливая что-то в себе, направился к выходу.
На носу парохода, кажется, на том самом месте, где Вадим разговаривал с Лизой, он снова остановился.
Вдоль правобережья все еще по-прежнему тянулись вздыбленные горы, то тут, то там опаленные языкастым бездымным пламенем, солнце с той же добротой обогревало этот тихий осенний мир, но почему-то сейчас Вадиму уж не хотелось прищелкнуть языком: «Вот это — да!» Почему?
«Есть же люди… Лиза эта тоже, видно, из таких… все-то они замечают: и восходы, и закаты, и прочую красоту. А меня раньше никогда все это не трогало, — подумал Вадим, вздыхая. — Что у меня — глаза другие? Или я урод?»