Баламут подошёл к своему коню. Обнял его за шею мягко, поцеловал промеж ушей.
— Прости за всё, друг мой. Надеюсь, свидимся ещё. Ты береги себя, если что. Не позволяй волкам съесть тебя.
Он полностью снял с коня все сумки и упряжь.
— Беги, если что. Меня не дожидайся.
Наёмник ласково потрепал коня по холке, стараясь не глядеть в грустные карие глаза Цезаря.
Баламут нервно проверял снаряжение. Одёрнул куртку, поправил железные бляшки, нашитые на кожу, проверил свободно ли ходит меч ножнах, десять раз перетянул перевязь.
— Ну, — поторопил его княжич. — Ты готов или нет? Или тебе ещё надо пообедать, помыться, сапоги почистить?
— Подожди, — сказал Баламут.
Он медленно выдохнул. Вытер ледяной пот со лба. Размял кулаки, повращал плечами. Забормотал что-то себе под нос. Княжич прислушался.
— Господь пастырь мой… И не убоюсь я зла, ибо ты со мной…
— Ты, никак верующий? — удивился Алёша. — Я-то думал ты язычник. Постоянно то старых богов поминаешь, то богохульствуешь.
— Бывает, — согласился Баламут. — Но раз есть в этих словах сила, что помогает успокоиться, то почему не использовать их? Плохо что ли? Хорошо.
— Добро, — ответил княжич. — Пора за дело. В бой.
Они вышли из леса, быстро пересекли поле, подходя к камням, где творился ритуал.
— Сдавайся, нечистая сила! — княжич заорал так, что казалось даже мегалиты задрожали от его голоса.
Баламут закатил глаза и покачал головой.
— Стоило бы догадаться, что начнёт перед девчонкой своей петушиться, — буркнул он себе под нос. — Нет чтобы тихо подойти, тайно. Раз-раз-раз их ножичками в спину. Нет ведь, не дождёшься разумения от него.
Главный шаман повернулся к ним. Лицо его, наполовину скрытое под низко надвинутым капюшоном, исказила гримаса ярости. Он взмахнул руками, сплёл пальцы в сложный знак, крикнул что-то на неизвестном мёртвом языке. Из его рук взметнулись в воздух синие всполохи, которые заплелись вместе, снова рассеялись и метнулись в сторону княжича и наёмника. Голубые щупальца хлестнули, как хвост змеи, ударили по юношам. Баламут покатился по земле, рядом упал княжич. На них тут же налетели прислужники, занесли копья…
— Не трогать их! — рявкнул Улукхан. — Они нам ещё пригодятся. Пусть Мара сама заберёт их души. Пусть наша госпожа порадуется, какой свежий дар мы ей приготовили. Я чувствую в этих смертных телах сильные души. Наша богиня порадуется такому славному подношению.
Подручные схватили Алексея с Баламутом, скрутили руки, не давая вывернуться и поволокли. Они оттащили их на полсотни саженей в сторону, поставили на колени, наставили копья. Одни из прислужников достал верёвку и споро связал им руки за спинами.
— Эй! — сказал Баламут. — С копьями любой дурак может, а вы попробуйте против нас на голых кулачках выйти, раз на раз? Струсили?
Прислужники ничего не ответили, один из них забрал их мечи и кинжалы, затем они отошли на пару шагов назад.
— Ну, кажется, вот и всё. — сказал Баламут. — Было быстро так, что даже неловко, за такой позор. Скажи мне, княжич, как на духу — мечтал ли ты когда-нибудь стать закуской для богини смерти и зимы, а? Не каждому такая честь выпадает. Стать обедом волка там, или медведя, это дело обычное. Таким никого не удивить и похвастаться нечем. То ли дело мы с тобой, дружище княжич. Сама богиня, говорят, не побрезгует нами отведать. Гордись, пока можешь.
Алексея било мелкой дрожью.
— Холодно? — спросил Баламут. — Или от гнева аж трясёт?
— Второе, — буркнул княжич. — Были бы у меня руки свободны, передушил бы их всех сейчас.
— Что сказать, — наёмник скривился. — Мы попытались, мы обделались. Такая вот судьба, ничего не попишешь. Жаль, конечно, княжну, но что поделать? Всё было зря. Честно сказать, потраченного времени жаль. Приятно было познакомиться, княжич, всего хорошего, счастливо оставаться. А на этом всё, до новых встреч.
— Ты чего! — Алексей боднул его лбом в плечо. — Нельзя нам сдаваться. Тут уже не про одну княжну речь. Про всех нас. Про всю Русь! Подумай! Вечная зима опустится на земли! Тысячи людей невинных умрут, если мы не спасём их.
Баламут отдёрнулся.
— Чего ты хочешь? — спросил он. — Выше головы не прыгнешь. Мы сделали всё, что могли. Могли немногое, получилось откровенно плохо. Всё, конец сказки.
— Помереть мы всегда успеем, Баламут, — сказал княжич. — Только вот нам выбирать, прямо здесь и сейчас, какую смерть мы примем. Как герои, или как два трусливых паса, что сбежали поджав хвост, и бросили весь народ русский на погибель верную.
— Ишь ты, как заговорил-то, — Баламут уважительно посмотрел на него и покачал головой. — Смотрю, общение со мной идёт тебе на пользу. Уже и звуки в слова складывать научился довольно складно, с каждым днём всё увереннее.
— Прекращай балаболить, — шепнул княжич. — Есть нож? Нужно верёвки разрезать, да побыстрее!
— Нет, — взгляд наёмника метался во все стороны, словно ища хоть какое-то средство к спасению. — А у тебя?
— Тоже нет, отняли все, — сказал княжич. — Что будем делать?
— Не знаю, но придумывать надо быстро.
Он огляделся.
— Эй! — крикнул Баламут двух прислужникам, которые охраняли пленников. — Вы же в курсе, что никакой Мары в помине нет? Не верите мне, сходите в Царьград, потолкуйте с местными богословами, они вам это всё на раз-два растолкуют, как вы не правы. А вы пока ходить будете, мы с моим приятелем тут посидим, подождём, княжну постережём. Ещё и все при оружии. Не одобряю. Словом надо разить, а не мечами. Давайте, ребятки, опустите оружие, поговорим нормально, а не будем друг в друга заточенными железками тыкать, ни к чему это. Сядем в кружок, побеседуем, кто прав, кто виноват, да что делать. Может, вы нас с этим пареньком переубедите, мы тоже балахоны наденем, будем Мару призывать изо всех сил, а то налетели сразу, как петухи.
Те не проронили ни слова. Баламут сплюнул.
— Ребятки, — сказал он. — Как насчёт договориться? Смотрю вы великие любители зимы и снега? Съездите в декабре в Новгород, там столько этой вашей зимы и снега — расплачетесь от счастья, я вам обещаю. Зачем сразу какую-то богиню тревожить? Может, ей это не понравится, вы не думали? Придёт, вся заспанная, по сусалам вам надаёт, за то, что разбудили? Обидно будет и неловко, перед такой большой госпожой.
— Закрой свой грязный рот! — рявкнул один из стражников
Ритуал разрастался, воздух содрогался, всё чаще разрываясь молниями и всполохами, крик главного шамана становился всё громче.
— Хочу говорить и буду, а не хочешь слушать — так не слушай, — сказал Баламут. — У нас свободное княжество, каждый волен сам решать.
Охранник наотмашь ударил его по лицу. Баламут сплюнул кровью.
— И это по-твоему удар? Кто тебя так бить научил? Твой муженёк?
Снова удар, но Баламут только рассмеялся.
— Позорище. Что же это за богиня такая, у который прислужники бьют, как девчонки малолетние? Должно быть и сама ни на что не годится. Верно я говорю, княжич?
— Заткнись, богохульник! — один из стражников снова ударил наёмника по лицу. — Не смей так говорить о нашей богине!
— Да? А то что?
Язычник занёс копьё, готовясь ударить.
Баламут даже не дрогнул, глядя тому прямо в глаза.
— Ты чего, разумом скорбный? Забыл, что тебе старший сказал? Живыми нас надо оставить. Будешь бить, ну как, помру я от разрыва сердца? Сам будешь с Марой объясняться, почему вместо свежего мяска ей придётся мертвечинку кушать?
Лицо прислужника исказило злобой. Но копьё опустил.
— Тогда прекрати богохульствовать! — сказал он, почти с мольбой в голосе.
— Хочу и буду, — упрямо повторил Баламут. — А не нравится, коли, так и отойди и не слушай, тебя никто не держит. А раз стоишь и слушаешь, так, стало быть, поддерживаешь моё мнение, и ничего против не имеешь.
Охранник в нерешительности оглянулся на главного шамана, что продолжал творить свой тёмный ритуал. Затем снова оглядел пленников, подёргал путы на их руках, махнул своему товарищу и они отошли в сторону.