л пустых обещаний, а подарками одаривал куда щедрее разумных пределов. Никто из его друзей и любовниц, а тем более партнёров по бизнесу даже и не подозревал, что в бешеном ритме жизни человеческое тепло Михаил ценил превыше всего. И вот сейчас, на бегу ознакомившись с набросками новых договоров, он включил диктофон и запыхавшимся голосом прокричал: - Цветы! Кате отправить! И брошку купить... Ту, с изумрудами... Но очередная напоминалка, высветившая крупными буквами “НАЛОГОВАЯ” уже послала его мысли в ином направлении... К полудню темп достиг апогея. Забежав в офис, Михаил широким жестом кинул роскошный букетище бархатных роз на стол секретаря, на мгновение припал к её пышной груди, чмокнул коралловые губки, оторвался и на секунду застыл. Янтарные глаза брюнетки сияли, густо поливая бальзамом душу неугомонного начальника. - Наташка! Как я соскучился! Вечером я твой! Кофе! - последнее слово донеслось, когда Михаил уже скрылся в кабинете. Секретарша, давно привыкшая к сумасшедшему темпу, поправила жакет и стала сноровисто готовить крепчайший кофе. После беглого просмотра ждущих документов, градус накала проблем резко пошёл вверх. Перелистнув несколько страниц, Михаил ощутил странное беспокойство. Его окружала непривычная тишина. Озадаченно покрутив головой, заметил мобильник, поставленный в чашку с кофе. Чертыхаясь, вытащил симку, вставил её в запасной аппарат. Найдя сеть, телефон тут же издал мерзкую трель. Михаил впервые за многие годы спешить не стал. Он медленно покрутил в руке телефон, отбил вызов, набрал своего шофёра: - Володя, мы сейчас с тобой едем... - и внезапно замолчал. - Да, Михаил Никитич. Я готов. - Нет. Погоди, перезвоню... Он вышел в приёмную и совершенно незнакомым голосом произнес: - Наташа, закажи билет на поезд. Срочно! Еду к Синицыну. - На поезд? - секретарь даже растерялась, - Машиной быстрее же... - Быстрее... Но мне надо ещё их бумаги посмотреть... - Михаил глянул в полные недоверия глаза Натальи и резанул правду-матку, - Да, и устал я от этой вечной гонки. Хоть отосплюсь под стук колёс. Ты уж прости за вечер... *** Проспер сидел у окна и безразлично смотрел на калейдоскоп провожающих лиц. Зашуршала отодвигаемая дверь и в купе протиснулся пожилой толстяк. Утирая со лба крупные градины пота, он представился: - Геннадий Семёнович. Значит, вместе поедем. Как вас звать-величать? Проспер поперхнулся и с огромным трудом выдавил своё настоящее имя: - Пётр. - Очень приятно! - И мне. Толстяк неспешно начал выкладывать на стол припасы, попутно сетуя на чрезмерно заботливую и хлебосольную супругу. Пётр натужно улыбался, слушая добродушно-беспечный обывательский трёп. Но чутьё, никогда не покидавшее бывшего киллера, тихонько шепнуло, что опасности нет. И Пётр вздохнул свободнее. Двери купе снова раздвинулись, впуская молодого парня. Для матёрого убийцы прочесть эмоциональное и физическое состояние нового знакомого труда не составило. А слабо разбиравшийся в людях Геннадий Семёнович полез-таки со знакомством к тонущему в депрессии. Добиться, однако, ему удалось немногого. Парень буркнул, что его зовут Алексеем и быстро залез на верхнюю полку. Пухлый старикан полез было разбираться в проблемах душевных тревог нового соседа, но Пётр жестом показал, что этого делать не стоит. Поезд качнулся и начал тихонько отползать от вокзала, когда в купе появился последний пассажир. Суетливо окинув взглядом соседей, он плюхнулся на полку. Странным расфокусированным взглядом он посмотрел в окно и начал хлопать себя по карманам, совершенно не слыша вопрошающего толстяка. Наконец смысл вопроса дошёл, и человек представился: - Михаил... - а потом устало-разочарованно добавил, - Надо же... мобильник потерял. Геннадий Семёнович тут же предложил свой, но Михаил как-то странно посмотрел, потряс головой и невпопад ответил: - Не хочу! Мерный перестук колёс постепенно растворил скованность общения. Не прошло и часа как мужчины сгрудились вокруг стола и под громкий смех и не менее громкое чавканье сыпали историями. Прочитавший уйму книг Геннадий Семёнович рассказывал забавные и даже чрезмерно фривольные случаи из мировой истории. Пётр, никогда не жаловавшийся на память, с упоением вещал подслушанные у других были и небылицы. Михаил, периодически достававший из чемодана дорогие образчики мирового виноделия, сыпал анекдотами про блондинок, перемежая их не менее захватывающими отрывками из собственных наблюдений. И даже доселе молчаливый Алексей, выпив пару рюмок, стал куда словоохотливее, повествуя о гульбищах студенческой братии. Вечер уже давно уступил права ночи, и веселье в купе начало сдавать обороты, когда в двери появился проводник. Разговоры мигом смолкли, и четыре пары глаз удивлённо уставились на необычного работника железной дороги. На проводнике был безукоризненно чистый отглаженный костюм, форменная фуражка сияла кокардой. Но лицо... На вид проводнику было лет сто, а может и все двести. Аккуратно уложенная огромная бородища сверкала как снежная вершина Гималаев. Лицо и ладони были столь сильно иссечены морщинами, что даже о цвете кожи было сложно судить. Старик выглядел столь странно и нереально, что казался чьей-то дурной шуткой, творением искусного гримёра - мастера киношных иллюзий. Но из-под необычайно густых бровей на обитателей купе смотрели с озорными искорками два необычайно живых ярко-синих глаза. - Ну, что, милки, ещё не думаете угомоняться? И правильно! Вижу, шумите вы несильно. А я вот вам чайку принёс. Очнувшийся от приступа наваждения народ заголосил, дескать у нас всё с собой. На что дед наставительным, не терпящим возражения тоном заявил: - Сам вижу, что не бедствуете. А вот чайку моего испейте. Сделайте старику приятное. Вы такого отродясь не пробовали. Старик отодвинулся, и в купе проскользнул пацанёнок лет десяти. Он шустро водрузил на стол четыре стакана в знаменитых железнодорожных подстаканниках и тут же скрылся за дедом. Седой проводник сделал неопределённый жест и пояснил недоуменной публике: - Да вы аромат-то, аромат вдохните! А? - и, завидя, что чарующий запах уже начал брать мужиков в плен, сообщил, - Ну, вот чаёвничайте, и на боковую. Рано прибываем. Подыму вас с петухами. И дед, улыбнувшись в усы, исчез за дверью. В купе воцарилось молчание. Неожиданно протрезвевшие мужчины тянули носами непривычный аромат. Он манил, завораживал, нашёптывал что-то из далёкого детства. В нём переплелись мириады запахов, пробуждавшие тысячи забытых ассоциаций... Каждый в одно мгновение ощутил себя и глубоким старцем, всё понимающим в жизни, и наивным младенцем, удивляющимся капле росы... А еще через мгновение к стаканам потянулись руки... Спустя десять минут проводник снова заглянул в дверь. Мужики спали мертвецким сном. Старик улыбнулся и с лёгким сердцем пошёл к себе. А через несколько часов его бодрый крик уже поднимал на ноги сонное купе. Вскочившие спросонья заметались в тесном купе. Звон бутылок, матерная ругань стукнувшихся, шуршание вытаскиваемых сумок, шорох натягиваемой впопыхах одежды... Дружно вывалившись на утренний перрон, мужики, наскоро махнув друг дружке руками, рванули каждый в свою сторону... *** Первым неладное заподозрил Михаил, неожиданно выудив из кармана казалось бы забытый мобильник. Телефон оказался чужим. Пришедшее сообщение тоже адресовано было явно не ему. Он с удивлением прочёл: “Как ты доехал, любимый? Всё хорошо? Твоя жёнушка волнуется!” Уже готовый усмехнуться Михаил осёкся и посмотрел на свою руку. Рука была не его. И тело было чужим, и одежда. Потеряв дар речи, Михаил ощутил вплеск новых воспоминаний, ощущений, чувств... Ему уже не нужно было никуда спешить. Спешка прошлой жизни раздражающей вспышкой исчезла, словно оставшаяся за окном поезда. А дома... дома ждала единственная и по-настоящему любимая... Сглотнув комок в горле, ещё-Михаил ответил на входящий звонок. Радостный и по-новому родной голос кричал: - Генка! Приехал, братишка! Где чёрт тебя носит? Дуй на стоянку! Ждём тебя давно!.. Алексей вышел из здания вокзала. Голова с непривычки слегка гудела, в теле непривычно царила тяжесть. Он запустил пальцы в шевелюру, помассировал черепушку, удивляясь странным ощущениям. Затем осоловело уставился на ладонь, в одночасье ставшую шире и мужественнее. Сверкнувший перстень был знаком лишь смутно... И тут заглянувшего в синеву сапфира Алексея просто снесло могучим потоком новых воспоминаний. Охвативший на мгновение страх разом отступил под давлением новых, неожиданно приятных и радостных ощущений... Внезапно перед ним затормозила сверкающая Тойота. Из распахнувшейся двери выглянуло милое девичье личико. Обворожительная улыбка и лукавый прищур глаз ошарашили бывшего Алексея. А девушка уже сладкоречиво звала: - Михаил Никитич! Садитесь пожалуйста! Вас ждет господин Синицын... Проспер чувствовал себя хуже всех. Непривычная свинцовая тяжесть головы непонятным образом компенсировалась лёгкостью в остальном теле. И это вызывало непрерывные приступы тошноты. Попытки о чем-то думать лишь усиливали мигрень. Сев на грязную лавку и усиленно массируя виски, Проспер поймал себя на страшной мысли, что он действительно размяк и уже точно ни на что не годен. А следом пришло ясное понимание, что найдут его очень быстро. А значит, никакой новой жизни не предвидится. Да и старой тоже. Он с огромным трудом поднялся, кое-как добрёл до буфета. Прохладные