олкли, и четыре пары глаз удивлённо уставились на необычного работника железной дороги. На проводнике был безукоризненно чистый отглаженный костюм, форменная фуражка сияла кокардой. Но лицо... На вид проводнику было лет сто, а может и все двести. Аккуратно уложенная огромная бородища сверкала как снежная вершина Гималаев. Лицо и ладони были столь сильно иссечены морщинами, что даже о цвете кожи было сложно судить. Старик выглядел столь странно и нереально, что казался чьей-то дурной шуткой, творением искусного гримёра - мастера киношных иллюзий. Но из-под необычайно густых бровей на обитателей купе смотрели с озорными искорками два необычайно живых ярко-синих глаза. - Ну, что, милки, ещё не думаете угомоняться? И правильно! Вижу, шумите вы несильно. А я вот вам чайку принёс. Очнувшийся от приступа наваждения народ заголосил, дескать у нас всё с собой. На что дед наставительным, не терпящим возражения тоном заявил: - Сам вижу, что не бедствуете. А вот чайку моего испейте. Сделайте старику приятное. Вы такого отродясь не пробовали. Старик отодвинулся, и в купе проскользнул пацанёнок лет десяти. Он шустро водрузил на стол четыре стакана в знаменитых железнодорожных подстаканниках и тут же скрылся за дедом. Седой проводник сделал неопределённый жест и пояснил недоуменной публике: - Да вы аромат-то, аромат вдохните! А? - и, завидя, что чарующий запах уже начал брать мужиков в плен, сообщил, - Ну, вот чаёвничайте, и на боковую. Рано прибываем. Подыму вас с петухами. И дед, улыбнувшись в усы, исчез за дверью. В купе воцарилось молчание. Неожиданно протрезвевшие мужчины тянули носами непривычный аромат. Он манил, завораживал, нашёптывал что-то из далёкого детства. В нём переплелись мириады запахов, пробуждавшие тысячи забытых ассоциаций... Каждый в одно мгновение ощутил себя и глубоким старцем, всё понимающим в жизни, и наивным младенцем, удивляющимся капле росы... А еще через мгновение к стаканам потянулись руки... Спустя десять минут проводник снова заглянул в дверь. Мужики спали мертвецким сном. Старик улыбнулся и с лёгким сердцем пошёл к себе. А через несколько часов его бодрый крик уже поднимал на ноги сонное купе. Вскочившие спросонья заметались в тесном купе. Звон бутылок, матерная ругань стукнувшихся, шуршание вытаскиваемых сумок, шорох натягиваемой впопыхах одежды... Дружно вывалившись на утренний перрон, мужики, наскоро махнув друг дружке руками, рванули каждый в свою сторону... *** Первым неладное заподозрил Михаил, неожиданно выудив из кармана казалось бы забытый мобильник. Телефон оказался чужим. Пришедшее сообщение тоже адресовано было явно не ему. Он с удивлением прочёл: “Как ты доехал, любимый? Всё хорошо? Твоя жёнушка волнуется!” Уже готовый усмехнуться Михаил осёкся и посмотрел на свою руку. Рука была не его. И тело было чужим, и одежда. Потеряв дар речи, Михаил ощутил вплеск новых воспоминаний, ощущений, чувств... Ему уже не нужно было никуда спешить. Спешка прошлой жизни раздражающей вспышкой исчезла, словно оставшаяся за окном поезда. А дома... дома ждала единственная и по-настоящему любимая... Сглотнув комок в горле, ещё-Михаил ответил на входящий звонок. Радостный и по-новому родной голос кричал: - Генка! Приехал, братишка! Где чёрт тебя носит? Дуй на стоянку! Ждём тебя давно!.. Алексей вышел из здания вокзала. Голова с непривычки слегка гудела, в теле непривычно царила тяжесть. Он запустил пальцы в шевелюру, помассировал черепушку, удивляясь странным ощущениям. Затем осоловело уставился на ладонь, в одночасье ставшую шире и мужественнее. Сверкнувший перстень был знаком лишь смутно... И тут заглянувшего в синеву сапфира Алексея просто снесло могучим потоком новых воспоминаний. Охвативший на мгновение страх разом отступил под давлением новых, неожиданно приятных и радостных ощущений... Внезапно перед ним затормозила сверкающая Тойота. Из распахнувшейся двери выглянуло милое девичье личико. Обворожительная улыбка и лукавый прищур глаз ошарашили бывшего Алексея. А девушка уже сладкоречиво звала: - Михаил Никитич! Садитесь пожалуйста! Вас ждет господин Синицын... Проспер чувствовал себя хуже всех. Непривычная свинцовая тяжесть головы непонятным образом компенсировалась лёгкостью в остальном теле. И это вызывало непрерывные приступы тошноты. Попытки о чем-то думать лишь усиливали мигрень. Сев на грязную лавку и усиленно массируя виски, Проспер поймал себя на страшной мысли, что он действительно размяк и уже точно ни на что не годен. А следом пришло ясное понимание, что найдут его очень быстро. А значит, никакой новой жизни не предвидится. Да и старой тоже. Он с огромным трудом поднялся, кое-как добрёл до буфета. Прохладные пузырьки минералки сделали своё дело - в голове резко посветлело. Он окинул взглядом вокзал и тут же наткнулся на двух верзил. Опытный глаз тут же определил, что карманы оттопырены огнестрелом, а во взглядах ни капли доброты. Но, видимо, тошнота еще полностью не отступила, и реакции не восстановились. Ничем иным Проспер не мог объяснить, что непростительно долго пялился на головорезов. Один из громил ощутил взгляд, повернулся и бросил: - Чо уставился? Вали отсюда, щенок! Живо опустив глаза, бывший киллер поплёлся к выходу. Стоявшая для галочки рамка металлоискателя никак на него не прореагировала. Окончательно сбитый с толку, прошествовал мимо мирно спящего стража правопорядка и увидел своё отражение в громадном зеркале. Через минуту он вышел из вокзала уже Алексеем... Геннадий Семёнович наслаждался чистотой утреннего неба. Постояв некоторое время на перроне, вдыхая ароматы лета и просмолённых шпал, он двинулся в обход здания вокзала. Совершенно не понимая, что делает, Геннадий Семёнович упивался лёгкостью походки и внезапно нахлынувшей бодростью. Он обошёл вокзал, придирчиво оглядел редких утренних прохожих. И вдруг невесть откуда появившееся чувство дало сигнал “Опасность!” Ноги сами бросили тело в сторону. Пышный куст надёжно укрыл человека от колючих взглядов вышедших из здания громил. Геннадий Семёнович сунул руку за отворот пиджака. Ладонь ощутила холод стальной насечки пистолетной рукояти... Хищно ухмыльнувшись, бывший пенсионер, а ныне - новое воплощение знаменитого убийцы, живо накрутил глушитель. И тут нового Проспера охватило пьянящее чувство предстоявшего кровавого веселья... *** Старик смотрел в след уходящему поезду. Присев на лавочку, неспешно набивал трубку. Ещё не вкусивший огня табак уже сочился ароматом. А гладкая трубка, давно недоставаемая, как будто ласкалась к морщинистым рукам. Курил старик редко, только по особым случаям. И вот теперь такой случай представился. - Деда, ты разве не знаешь, что курить вредно? - Знаю, конечно знаю, внучок. Но нынче можно. Особый случай. - Потому, что ты помог тем? В купе? - Не просто помог. Я их еле собрал для обмена. И вот теперь всё четверо нашли себя. Мальчишка замолчал. А потом, набравшись храбрости, спросил: - Деда, а почему ты всё так сложно устроил? Я уже не маленький, и знаю, что ты и так мог бы им помочь. - Мог, говоришь? Нет, внучок, не мог. Это только в сказках волшебники всё делают безнаказанно. А в жизни мы должны соблюдать законы природы. Ты в школе разве такое не проходишь? - Нет ещё, - пацанёнок расстроенно засопел, - А что за закон? - В природе всё должно быть в равновесии. Вот и тут я не просто помог людям, а помог, не нарушая баланса исходных состояний...