— Кур-рва медь! — завопил Брасид, вскакивая на ноги. — Значит, это случилось! Значит, все правда!
— Конечно, — скромно потупился Мелеагр. — Я ведь предупреждал…
— Проклятье! Откуда информация?
— У меня свои источники, полемарх, — усмехнулся тщедушный Арес, — но поверьте, к завтрашнему утру об этом будет знать каждая собака. Геронты начнут готовить свои филы к голосованию.
Все зашумели разом. «Невозможно», «глупость», божба, проклятия…
— На кой хрен они рассчитывают? Что спартиаты соберутся и проголосуют за союз с ахейцами? Что за ахинея? — выразил общий настрой Феникс.
— Именно так, — вздохнул Мелеагр. — Соберутся и проголосуют. Не забывай, юноша, что граждане голосуют по филам, а геронты — это старейшины фил, и то, как проголосует фила, очень часто зависит от мнения ее главы.
— К сожалению, это правда, — вздохнул Никомах. — Отцы семейств слушают геронтов, все остальные слушают отцов. А наши геронты…
— Что наши геронты? — нахмурил брови Пирр. — Не они ли совсем недавно принесли нам победу в синедрионе, несмотря на все ухищрения противников?
Мелеагр, сжав губы, покачал головой.
— Другое дело, другой расклад сил… Консул и македонец проделали неплохую работу. Они переговорили с каждым из геронтов, не скупились ни на посулы, ни на завуалированные угрозы. Хм, не очень-то поспоришь с представителями двух сильнейших соседей-«друзей»!
— Да, Клеомброт рассказывал мне кое-что об этом, — качнул тяжелой челюстью Брасид. — Кормили, поили, медом уши мазали, и одновременно вставляли под ногти иголки…
— К тому же многие геронты напуганы смертью царя Павсания и неизбежным, как им кажется, торжеством Агиадов. Появилось мнение, что вскоре все, кто смел открыто выступать против правящего дома, будут сурово наказаны… Душно стало в Спарте … и страшно.
— И в результате? — потребовал Пирр.
— Три четверти геронтов поддержат идею союза, — осторожно произнес Мелеагр. — Решать, конечно, гражданам, но… что-то я, клянусь богами, не очень доверяю в последнее время свободной древней демократии. И почти уверен, что наши свободолюбивые и воинственные сограждане выйдут на поле послушно, словно стадо коз, и проголосуют, как захотят «отцы города» и римляне.
— Значит, нужно сделать так, чтобы стадо взбесилось, — Пирр по очереди оглядел своих соратников. — Пусть иноземцы увидят, что пытаются пасти волков!
Все уже были на ногах. Кроме Иамида, который сидел, словно глухой и слепой.
— Предателям еще требуется время, — голос полемарха Брасида загремел, отражаясь от мраморных колонн, — чтобы подготовить народ, уговорить или отослать из города непокорных. За это время Агиады постараются затянуть узел на твоей шее, сынок.
— Значит, выход у нас один, — Пирр поднял квадратный кулак к своему смуглому лицу. — Нанести удар первыми!
— Все прошло замечательно, — улыбаясь тонкими губами, Гиперид взял в руку тяжелую золотую чашу. — Предлагаю, друг мой Архелай, поднять кубки за то, чтобы боги и впредь с милостью относились к нашим замыслам!
Архелай с натянутой улыбкой поднял свой кубок.
Эфоры возлежали на ложах в трапезной Красного дворца Гиперида. Роскошная обеденная зала могла бы вместить полторы сотни пирующих, но эфоры находились в ней одни. Если не считать, конечно, снующих туда-сюда рабов, на которых государственные мужи обращали не больше внимания, чем на мух. Помещение освещали пять огромных, на пятьдесят фитилей каждый, светильников, наполненных благовонным маслом. Стол из слоновой кости, искусно отделанный северным янтарем, буквально ломился, заставленный самыми изысканными и дорогими из яств, которые возможно было достать в столице Лаконики. Некоторые из продуктов, Архелай точно это знал, привезли по специальному заказу Змея издалека, как, например, вот этих сиракузских мурен или вон тех испеченных в тесте фазанов. Или то самое искристое фалернское, которое они сейчас пили.
— Я и говорил, что все будет хорошо, и напрасно ты нагонял панику, — продолжал Гиперид, поставив пустую чашу на стол. — Старый мерзавец Павсаний мертв, в царство теней отправился и исполнитель, паскудный Горгил. Все прекрасно!
— Но Пирр Эврипонтид, молодой волк, все еще жив-здоров, — Архелай почему-то не чувствовал себя удовлетворенным. Или это нервное ожидание последних недель наложило свой отпечаток?
— Недолго ему осталось, хе-хе-кхе, — Гиперид закашлялся, подавившись вином. Высокий смуглокожий вольноотпущенник с перепуганными глазами навыкате неуверенно шагнул вперед и легонько похлопал эфора по спине. Гиперид глянул на него так, что тот отпрянул, побледнев от ужаса. — Тебя должен больше заботить младший волчонок… как бишь его… тот самый, которого твой друг Пакид так неумело пытался устранить. Кстати, я слышал, педоном умер. Это так?
— Да, — неохотно кивнул Архелай. Пакид. Он вспоминает о нем все время. Быть может, в этом причина его дурного настроения? — Умер, причем при весьма загадочных обстоятельствах.
— Хм? Убийство? — заинтересовался Гиперид, отправляя в рот розовый кусочек нежного павлиньего мяса.
— Его забили до смерти. Плетьми, — кисло поведал Медведь.
Педоном лежал на узкой и жесткой — по армейской привычке — кровати, закинув руки на затылок, и невидящими глазами пялился в темный потолок. Прошло уже несколько часов с того момента, как солнце село за Тайгетом, но сон не шел. Пакид знал, в чем причина: сегодня в агелу вернулся молодой Орест Эврипонтид и с ним вся его эноматия. Вся, за исключением Крития, сына Эпименида, и, разумеется, давно похороненного Еврипила. Почему не вернулся Критий, было непонятно, распоряжение касалось всех «волчат», самовольно оставивших агелу после бичевания троих своих товарищей.
Но не это волновало сейчас педонома Пакида. Он прекрасно помнил пренеприятный разговор, который имел с ним эфор Архелай после того ужасного провала. «То, что мальчишка до сих пор жив — вина твоя, Пакид, только твоя, — густой голос Медведя дрожал от гнева. — Ты допустил, что Эврипонтиды насторожились и, возможно, даже догадываются кое о чем. Свою плату за устранение сопляка ты получил, и, клянусь богами, она была щедрой. Так что думай, педоном, как исправить свою ошибку и сделай то, за что тебе заплатили. Любой ценой».
Ха, легко сказать — «любой ценой»! Седых волос в голове педонома прибавилось вдвое за то время, которое он обдумывал, как подступиться к «волчонку». Пока Орест находился в особняке Эврипонтидов, нечего было и думать что-то затевать. Но вот теперь, когда отцов отроков, что составляли эноматию молодого Эврипонтида, обязали вернуть сыновей в агелу, следовало что-то предпринять. Стратег Никомах, приведший Ореста в агелу, потребовал, чтобы мальчишке было разрешено ночевать дома. Пакид не возражал. Главное — иметь возможность подступиться. Общая ситуация способствовала планам педонома и его высокого хозяина: горожане сейчас настроены против Эврипонтидов, и навряд ли кто-то будет сильно копаться, если Орест умрет. Однако дело должно выглядеть чистым, по крайней мере, на первый взгляд. Быть может, подговорить кого-то из учеников затеять ссору с сыном Павсания и «нечаянно» ударить его палкой по голове? Нет, слишком ненадежно. Орест — элименарх, и постоянно окружен «волчатами» своего отряда, и к тому же… вряд ли удастся найти исполнителя среди учеников. Педоном со стыдом признался себе, что пользуется в агеле невысоким почтением даже у младших «птенцов». Даже тех двух экзекуторов, которые бичевали Ореста и остальных, ему предоставил Архелай из свой личной охраны.
Нет, нужно придумать что-то более простое и надежное. Какой-нибудь несчастный случай или…