Шаги за дверью и негромкий стук отвлекли Пакида от этих размышлений.
— Кого там демоны носят в такое время? — недовольно проворчал он, приподнимаясь на локте.
— Господин педоном, к вам гонец. Говорит, что с важным посланием, — голос принадлежал молодому мальчишке.
С посланием? Хм, наверняка эфор Архелай узнал о возвращении в агелу младшего Эврипонтида и прислал педоному напоминание о его долге. Бормоча ругательства, Пакид свесил с кровати худые ноги, оправил задравшийся исподний хитон и, найдя ногами сандалии, направился к двери. Запирать ее на засов не было особой надобности, помещения педонома на территории военной школы охранялись «львами», но Пакид делал это «на всякий случай».
Едва дверь открылась, сразу несколько рук вцепились в его хитон и выволокли педонома из комнаты. Сандалии слетели с его ног, босые ступни коснулись стылого пола коридора. Самый рослый из нападавших был ему по подбородок. В полутьме педоном не мог точно разглядеть, сколько их было. Полдюжины или даже больше.
— Что за… — он почувствовал злость и… страх.
Вместо ответа ловкая рука нырнула под край хитона, впилась в мошонку и безжалостно рванула ее вниз. С воплем Пакид рухнул на колени, боль на какое-то мгновенье парализовала его. Злодеи тут же повалили его на пол, навалились на руки, силой заставили открыть рот и запихали в него вонючую тряпку. Челюсти педонома, разведенные до крайнего предела, пронзила мучительная боль. Он попытался сопротивляться, но без успеха: держали его крепко. Перевернув на спину, больно надавив коленом на живот, обрывком веревки связали запястья. Затем, грубо схватив за волосы, поставили на ноги и толкнули к выходу. «Где же охрана?» — подумал Пакид, переступая порог и выходя в ночь. Он даже оглянулся по сторонам, но «львов», обычно стоявших по обе стороны от входа в его покои, видно не было. Педоном был настолько обескуражен, что едва сознавал реальность происходящего. Быть может, это дурной сон? Увы, холодная мокрая земля под ногами и ледяной ветер, от которого все тело мгновенно покрылось гусиной кожей, убедили его в обратном.
Его вели к плацу. Увидев «печку», скамью для экзекуций, возле которой ждали еще полдюжины отроков, Пакид все понял и рванулся в сторону, громко замычав.
— Куда, пес старый! — конечно, его схватили и поволокли вперед. Кто-то, ухватив сзади за ворот, разорвал хитон со спины. Спустя минуту, нагой и дрожащий, педоном Пакид стоял перед дюжиной учеников. Из тряпок на нем остался только кляп, собачьим языком свисавший изо рта.
Небольшой факел, засунутый между плитами плаца, горел на уровне коленей и освещал снизу суровые лица собравшихся здесь «волчат» и «ястребов». Пакид пытливо изучал эти лица, и ни в одном не находил пощады, а в глазах стоявшего в центре Ореста Эврипонтида он узрел свой конец. Утробно взвыв и умоляюще поднеся связанные руки к груди, педоном бухнулся на колени.
— Пощады просит, козел, — хмыкнул кто-то.
— Замерз, смотри-ка. Ничего, на «печке» согреется, — хихикнул другой. Это была самая избитая шутка в агеле.
Пакид смотрел только на Ореста. В этом крепкоплечем смуглом пареньке для него сейчас сконцентрировалось вся Вселенная, вся надежда.
— Пакид, сын Карида. Ты пытался убить меня и стоящего здесь Бианта, сына Оерона. Ты виновен в смерти нашего товарища, Еврипила, сына Автодика. Судьи фактически признали тебя невиновным, они наказали тебя штрафом и снова отправили сюда, управлять школой будущих воинов. Но мы не согласны с этим решением. Ты — плохой педоном и плохой человек, Пакид. Я, Орест Эврипонтид, сын царя Павсания, приговариваю тебя к смерти.
Пакид, выслушав это с выпученными от ужаса глазами, упал на бок, засучил ногами, заверещал, насколько позволял ему кляп.
— На «печку» его, — взмахнул рукой Орест.
Шестеро отроков взгромоздили извивающегося педонома на скамью, привязали руки и ноги к вделанным в камень кольцам.
— Кто возьмет плети? — спросил Эврипонтид.
— Я, — крепыш Биант был необычайно серьезен. Орест еще никогда не видел его таким.
— И я, — в круг света вступил ирен Клеобул, сын полемарха Маханида. Его острые зубы белели в хищном оскале.
— Приступайте. «Львы» дали нам только час.
Отроки встали по обе стороны «печки». Пакид дергался и тихо подвывал.
— За Мыша тебе, старый пес! — надрывным полушепотом воскликнул Биант.
Свист плетей разорвал морозный ночной воздух.
— Нда-а, скверная история, — протянул Гиперид. — И что, никого не нашли?
— Нет, — Архелай покачал головой. — Педонома обнаружили в его покоях, исполосованного плетьми. Охранники-«львы» божатся, что не покидали своего поста. Их всех взяли под арест, но…
— Но?
— Даже если они расскажут правду… вряд ли ее предадут огласке. Случай слишком вопиющий. По уставу за подобное преступление полагается казнь, и наказывать придется едва ли не половину лоха. Сам знаешь, чьи сыновья воспитываются у нас в Первом лохе агелы…
— Одним словом, дело собираются замять? — прямо спросил Змей.
Архелай кивнул.
— Да. Даже законник Фебид сказал, что Пакид был слишком паршивым гражданином, чтобы казнить из-за него цвет лакедемонской молодежи.
— А ты? Ведь Пакид был твоим человеком.
— Не настолько я им дорожил, чтобы теперь сцепиться с половиной первых людей Спарты.
— Но кто же теперь займется устранением сопляка-Эврипонтида?
— Не знаю. Пока… Может, и к лучшему, что это будет не Пакид. Он, честно сказать, был скверным исполнителем, да простят меня боги, что говорю плохо о покойном. Нужно подыскать кого-нибудь половчее.
Архелай поднес к губам чашу и сделал два глубоких глотка. Следующий вопрос Гиперида едва не заставил его поперхнуться.
— А наш любезный элименарх-Агиад знает о твоих планах?
Медведь, поглядев на товарища долгим взглядом, кивнул.
— После того неудачного бичевания он кое о чем догадался. Но в целом возражений не имел, — Архелаю до сих пор было неприятно вспоминать тот разговор, когда молодой элименарх распекал его, словно проворовавшегося управляющего. — Мы теперь в одном корабле, и Агиад это понимает.
— О да, совместные интриги сближают скорее, чем искренняя дружба или постель! — саркастически усмехнулся Гиперид.
— И общие враги тоже.
— Авоэ, надеюсь, мы не поссоримся с тобой, друг Архелай, когда со старшей ветвью Эврипонтидов будет покончено? Не зазнаешься ли ты, став приближенным советником царя Леонида, ха-ха?
Гиперид хохотнул, однако глаза его не смеялись.
— Ну что, ты, конечно, нет, — поспешил уверить его Архелай. — Мы останемся добрыми друзьями.
— А если для этого нужно будет найти новых врагов, мы сделаем это, — усмехнулся Гиперид. — Взять хотя бы предателя-Скифа, или…
Тут рабы внесли зажаренного целиком молочного поросенка, начиненного фазаньими яйцами, фаршированными, в свою очередь, молотой рыбой, перемешанной с овощами и специями. Это было приготовлено исключительно вкусно, и Гиперид отвлекся, расхваливая достоинства своего повара. Уплетая яйца за обе щеки, Архелай охотно ему внимал. Повар у Гиперида был действительно первоклассный, и считался вторым в Спарте после выписанного из Рима кудесника, служившего Анталкиду. Архелай подозревал, что повар Змея — единственный из слуг, избавленный от издевательств, все остальные жили под дамокловым мечом перемен в настроении и извращенных фантазий хозяина.
Когда эфоры, наконец, насытились, слуги убрали останки поросенка и внесли чаши с фруктами и новые сосуды с вином. Настало время десерта и развлечений. Из раскрытых дверей раздались звуки флейт и тимпанов, и в трапезную, маршируя, словно солдаты, вошли две шеренги танцоров. С одной стороны стояли девушки с бутафорскими луками и копьями, с другой — юноши с такими же фальшивыми мечами и шлемами.
— «Амазонки и скифы»! Труппа из Митилены, прибывшая вместе с ахейцами. За какой-то талант согласились скрасить наш вечер, — похвастался Гиперид, глянув на соратника.
Архелай закивал: он уже слышал об этой танцевальной группе, успевшей прославиться при богатых дворах олигархов Афин и Сикиона. Музыка меж тем становилась все громче, ее ритм нарастал. Две линии танцоров, стоявшие друг против друга, словно два войска, и танцевавшие до сих пор на месте, словно похваляясь своей гибкостью и красотой, стали производить движения, как будто вызывая друг друга на бой. Тимпаны забили еще агрессивнее, издалека гобой весьма искусно изобразил звук военной трубы. Из рядов выступили двое — светловолосая девушка редкой красоты и атлетически сложенный парень с длинными, иссиня-черными волосами. Королева амазонок и предводитель скифов. Амазонка, одетая в хитон с одним рукавом, поигрывала копьем, и при этом искуснейшей пантомимой изображала насмешку над противником. Он же движениями грубыми и решительными предлагал ей сразиться. Бой начался, когда ритм достиг наивысшего предела. Потрясая оружием, полуобнаженные танцоры бросились друг на друга и вдруг перемешались в головокружительной круговерти танца битвы. Плавные движения рук, гордо воздетые головы, мелькающие пестрые одежды — все это вызывало восторг. Среди танцующих выделялась, конечно, главная пара — королева и вождь скифов. Изображая наносимые друг другу удары, они кружили в гуще «боя», но были видны отовсюду. Их стройные тела двигались настолько красиво, грациозно и синхронно, что даже толстокожий Архелай не мог отвести восхищенного взгляда. Гиперид причмокивал и хлопал в ладоши.