— Очень рад это слышать, — внимательные глаза Терамена читали по ее лицу, как по развернутому пергаменту. — Но вернемся к нашим козам… Итак, ты говоришь правду, и заговор против Эврипонтидов действительно существует. Заговорщики — извини, что включаю твоего отца в эту категорию…
— Ничего, другого определения для того, кем они являются, просто нет.
— Мудрая мысль, и в такой маленькой головке! — Терамен еще раз глянул на девушку, на этот раз — уважительно. — Значит, их план споткнулся о верность нашего Леонтиска, и теперь они постараются предотвратить какие-либо последствия сей неприятности. Хм… Кстати сказать, ты напрасно пришла в мой дом так открыто. Тут полно соглядатаев, и я не сомневаюсь, что новость об этом посещении достигнет ушей твоего отца еще до полуночи.
— Но…
— Да, дитя, нам придется продумать, что ты будешь отвечать родителю, когда он задаст тебе вопросы. Впрочем, я не исключаю возможности, что этот визит был предусмотрен нашими умными злодеями, и они вплели его в свой черный план. Наверняка они будут рассчитывать, что я попытаюсь послать сообщение молодому Эврипонтиду.
— Полагаю, Леонтиск тоже ждет от тебя как минимум этого, — неуверенно произнесла она, не совсем понимая ход рассуждений собеседника.
— Да, конечно, и Леонтиск. Но и заговорщики тоже. А это значит, что сделать они мне этого не дадут. Это было бы трудно совершить и без дополнительных усилий с их стороны: кому попало я эту миссию не доверю, а безусловно верные мне люди находятся под неусыпным надзором тайных соглядатаев господина архонта.
— У папы есть свои собственные сыщики? — удивилась Эльпиника.
— Не только сыщики, еще осведомители, громилы и палачи. И небольшое войско впридачу.
— О!
— Увы и ах, ребенок, плохо ты знаешь своего родителя. Старший брат, наверное, осведомлен о делах батюшки получше, ты расспроси его как-нибудь на досуге. Клянусь олимпийцами, узнаешь много интересного.
Девушка не ответила. Она была неприятно поражена услышанным, но, учитывая то, что подслушала сама, была склонна скорее поверить этой информации, нежели отвергнуть ее.
— Так что отправлять гонцов в Спарту мы не будем, продолжал Терамен. — Десять против одного, что покинуть город они не сумеют, а я не привык понапрасну жертвовать верными людьми.
— Великая богиня, но же делать тогда? — нос защекотали подступившие слезы.
— Тихо, малышка, только не вздумай здесь плакать! Есть у меня одна задумка. Сейчас я скажу тебе что-то, что разом высушит эти слезы, которые… эй! ну вот, не успел! Уже потекли!
— Нет, я слушаю, — выдохнула она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
— Как ты смотришь, ребенок, если мы устроим твоему любимому побег? Э?
— Что? — она совершенно по-детски шмыгнула носом, широко открытыми, все еще полными слез глазами посмотрела на него. — Господин Терамен, не ты ли только что говорил, что не собираешься рисковать?
— Ради моего молодого друга Леонтиска я готов попытать удачу. Да и молодого Эврипонтида, как ни крути, необходимо предупредить о грозящей ему напасти. Будет лучше, если наш узник сделает это сам. Похоже, климат Афин в настоящий момент вреден для него.
— Но мы только что пришли к выводу, что город невозможно покинуть. Забыл, дяденька?
Терамен хитро усмехнулся этой детской подначке, почесал пальцем нос.
— Есть у меня один способ. К сожалению, не лишенный риска, и, скорее всего, одноразовый. Авоэ, выбирать не приходится. Кроме того, дитя, нам потребуется и твоя помощь — увы, твой брат переловил всех сочувствовавших мне людей в доме твоего отца. Не побоишься?
— Я уже решилась, — Эльпиника поджала губки и тряхнула волосами. — Но что от меня требуется?
— А вот это мы сейчас обсудим. Покумекаем, что будешь делать ты, что будет должен сделать Леонтиск. Вот тебе пергамент, стилос и чернила. Черти, в каком месте вашего особняка находится темница, сколько стражи во дворе, сколько снаружи. Для начала нужно определить, каким путем лучше покинуть подземелье. Кому и сколько, если что, нужно заплатить за вовремя закрытые глаза. Какие здания соседствуют с тюрьмой, есть ли между ними сообщение. Какие…
— Подождите! Как же я раньше, глупая, не догадалась! — воскликнула Эльпиника. От волнения ее высокая грудь вздымалась так, что грозила порвать едва сдерживающую ее ткань столы. Терамен, замолчав, удивленно посмотрел на девушку.
— Я придумала! Я знаю, как Леонтиск оттуда сбежит…
— Выход из этого подземелья есть. Правда, мерзкий и вонючий…
— Клоака! — догадался Леонтиск. — Если только этим путем можно выбраться на свободу, я пройду по нему, как по розовому саду, клянусь Афиной. Но как мне выбраться из этой проклятой клетки?
— О, насчет этого в нашем плане отдельный пункт. Ты здесь находишься уже десять дней, не так ли?
— Вот как? А мне показалось — десять лет.
— Ах ты, негодяй! Так значит, мои визиты не скрашивают неволи?
— Ну что ты! Если бы не они, я бы сказал — десять веков!
— Смотри у меня! Итак, после десятидневного пребывания в заточении ты, как человек благородный, наверняка испытываешь острое желание помыться. Не так ли?
— Ну-у, — Леонтиск почесал покрытый жесткой щетиной подбородок, — если представить, что я благородный… Тогда, хм, почему нет? можно предположить даже, что я изъявляю желание не только помыться, но и малость побриться. Не могу ж я сидеть в тюрьме с щетиной, это противоречит всем кодексам высоких аристократов!
— И, думаю, тебе в этом не станут отказывать. Это ведь понятно, что при таких условиях в волосах, особенно таких длинных, как у тебя, могут завестись вши…
— О, только не хреногрызы! — Леонтиск испуганно потер низ живота.
— Что?
— Ничего, это я так, про себя.
— А-а! Ну вот, вши и хреногрызы. Клянусь Покровительницей, твоему отцу не понравится, если его сын выйдет на волю весь… запаршивевший.
— Думаешь, это серьезный довод?
— Уверена, что попробовать стоит.
— Хорошо, я требую помывки. Что затем?
— Дальше все зависит от тебя. Когда они отомкнут решетку… ну, я думаю, тебя научили чему-нибудь в этой спартанской школе? Вырубаешь охранников, и бежишь по коридору.
— По этому, из которого постоянно доносятся стоны твоей рабыни?
— Именно. И давай, не прислушивайся, развратник! Так вот. В конце коридора, налево, будет арка. Она ведет к колодцу клоаки. Арка имеет дверь, обычно открытую, без замка. Но я позабочусь о том, чтобы у тебя нашелся клинышек, чтобы подпереть дверь изнутри и веревка, чтобы спуститься в колодец. Господин Терамен уверил меня, что внизу, по краю канала оставлено пространство, достаточное, чтобы мог пройти человек.
— Восхитительно!
— Дальше — совсем просто. Пойдешь против течения по левой стороне канала. Пропустишь два стока-поворота, в третий свернешь, а дальше прямо и прямо. Там тебя встретят люди господина Терамена, выведут наверх и спрячут. Ну, как тебе план?
— План замечательный, за исключением одного эпизода.
— Какого? — брови девушки взлетели округлыми дугами.
— Того, где я должен вырубить, как ты выразилась, охранников. А вдруг у меня так сразу это не получится? Тогда что?
— А у тебя есть другой план?
— Нет. К сожалению.
— Тогда советую принять этот. Со всеми нюансами. Если не получится раскидать охранников, что ж, вернешься в камеру и скажешь, что пошутил. Но тогда я в тебе очень сильно разочаруюсь. Что это за олимпионик такой, который не смог одолеть двух лентяев и выпивох?
— Я не олимпионик, однако постараюсь оправдать твое доверие. Еще одна небольшая деталь…
— Да?
— Я понимаю, веревку и клин будет прятать Полита?
— Думаю да. Отлучится на мгновенье у своей обезьяны и все сделает. В следующий приход.
— Пусть положит еще факел и кресало. Наверняка в этой клоаке темно, как у ливийца сама знаешь, где.
— Хорошо. Я сама как-то об этом не подумала.
— Слушай, а как насчет соглядатаев — там, у Терамена? Они ведь должны уже доложить твоему отцу, что ты туда ходила.