Десять минут сержант с таким упоением распинался о кровавом поносе, что Хрюша хоть и трясся от страха, но всё же мог поклясться, что наверняка все предыдущие новобранцы, кто слышал эту пламенную речь, иначе как «Понос» кличку сержанту не давали.
— Я строг и вы меня возненавидите. Я строг и несправедлив, поэтому вы возненавидите меня ещё сильнее. У меня здесь будут любимчики и будут те, кто выносит сортир за всей ротой.
Он оглядел строй.
— Блевать от вас тянет. Если бы вы знали, как я вас ненавижу — вы бы расплакались.
Сержант прошёлся вдоль строя и остановился перед Хрюшей.
— Слышь, жирный, ты сразу родился таким идиотом, или специально что-то делал?!
— Эм, нет?
— Никак нет!
— Никак нет!
— Никак нет — кто?
— Эмм...
— Вспоминай, жирный!
— Никак нет... дяденька?
По строю прокатился хохот.
Сержант скривился, будто его мучила зубная боль, и пошёл дальше.
— Всего через две недели, когда окончится наш тренировочный курс, вы все с гордостью станете смазкой для мечей врага. Но в этом ваша великая цель, когда враги утомятся рубить вас, наши славные рыцари измолотят уставшего противника в труху. Гордитесь своей великой ролью и святой миссией!
— Подождите, — пискнул Хрюша, — что значит, всего через две недели?
— А ты как думал, боец, армия это не твоя мамка, с тобой по десять месяцев якшаться не будет. Две недели и вы оторвётесь от моей заботливой сиськи и пойдёте убивать.
Плохие познания сержанта в женской анатомии не так сильно беспокоили Хрюшу, как мысль, что жить ему, похоже, остаётся ровно эти две недели.
— Скажите, военный, а нам дадут мечи? — спросил кто-то из глубины строя.
— Дадут! Прямо в пузо на полфута, всё, что унесёшь, всё твоё, только кишки не растеряй. Тебя как звать, бестолочь?
— Гренн, сэр!
— Ты зачем записался в мой любимый отряд Синие Белки, Гренн?
— Дома было скучно, сэр!
— Вот это правильный настрой, воин, теперь ты мой любимый новобранец, разрешаю тебе стоять в карауле пожизненно.
Остаток дня прошёл в судорожной суматохе. То одна половина их отряда рыла яму, пока другая половина сразу же её закапывала. Потом менялись ролями, и одна часть новобранцев срывала каждый листочек с ветки, а другие гвоздями прибивали обратно. Одним словом, шла напряжённая подготовка к будущей войне...
Вечером, лёжа в палатке на тридцать человек, Хрюша смотрел на звёздное небо сквозь прореху в ткани. Нужно было найти друзей. В книгах часто писали о верных друзьях рыцарях, которые плечом к плечу и спиной к спине рубили тысячи противников. Хрюша повернулся к лежащему рядом новобранцу.
— А ты как здесь оказался? Тебя тоже рекрутировали?
— Меня-то? — отозвался парень. — Да не, я, вообще, в гильдии гончаров работал. Пошёл вечерком после работы выпить кружечку пива в кабак. Ну, сижу, значит, пиво пью, никого не трогаю, тут подсаживается тип, говорит, мол, хороший ты парень, настоящий работяга, дай-ка я тебя угощу выпивкой. Ну, а я дурак что ли, отказываться? Ну, говорю, давай. Он мне кружку пива приносит и говорит. Готов поспорить, такой крепкий мужик как ты, способен целую кружку залпом выпить. Я говорю, а коли выпью? Тогда, говорит, я тебе весь вечер буду выпивку ставить. Ну, я дурак что ли, от бесплатной выпивки отказываться? Ну, я бахнул кружку пива залпом. Закашлялся и монету выплюнул. А этот урод мне и говорит, мол, я королевский вербовщик и ты в присутствии целого кабака свидетелей принял от меня деньги, значит, стало быть, согласен на добровольную службу в стройных рядах его, стало быть, королевского величества. Ну, я сразу бежать, да куда там, скрутили, дубинкой по башке дали. Ну, я вот и тут.
Парень отвернулся на другой бок.
— Да ничего, ничего ещё, на самом деле. Армия это ещё нормально. Вот у меня дядька служил в пехтуре и ничего, живой домой вернулся. Без руки и ноги, правда, ещё немного ссытся и глухой. А так нормально, ничего, жить можно. Повезло ещё.
Между двумя страхами, всегда выбирай меньший. Дезертирам полагалась смертная казнь, но это хотя бы была быстрая смерть. Обрисованная же сержантом в столь ярких красках смерть от кровавого поноса обещала быть куда менее гуманной. Взвесив таким образом все «за» и «против», Хрюша судорожно вздохнул и мысленно помолился. Старясь шуметь как можно меньше, что в целом было довольно просто в таком оглушающем гуле молодецкого храпа, он поднялся с лежанки. Вынул из-под головы мешок с нехитрыми пожитками и словно ночной вор побрёл прочь из лагеря, поминутно озираясь и стараясь дышать как можно реже. Медленно, на цыпочках он пробирался между палатками, не встречая на пути вообще никого. Сердце его радостно билось в предвкушении удачного побега. Когда уже шёл последний ряд палаток, и свобода казалась так близка...
— Эй, ты куда!
Хрюша вздрогнул всем телом, будто его молния ударила. То, что он не обмочился от страха, стоило отнести только к моменту удачи.
Он медленно оглянулся. Фантазия его за доли секунды нарисовала облик сержанта Гвардмана, который сейчас отлупит его палкой перед строем, если не сразу повесит. Но нет, на его счастье это был всего лишь Гренн. Он стоял, зевая во всю ширь рта, и покачивался при этом так сильно, что ему пришлось упереться на копьё, чтобы не упасть.
— Гренн, ты чего здесь делаешь? — спросил Хрюша, стараясь чтобы челюсть от страха лязгала как можно тише.
— Караул несу, — ответил Гренн и опять зевнул.
— Это что такое?
Гренн посмотрел на него, как на балбеса.
— Ты чем слушал, когда сержант говорил?
Хрюша хотел честно признаться, что у него от страха заложило уши и после речей о кровавом поносе и смерти в бою через две недели, не слушал он уже ничем, но промолчал.
— Лагерь я охраняю, сержант Гвардман сказал, что если на нас кто нападёт, мне нужно закричать тревогу и героически умереть. Но я так спать хочу, что уже не отказался бы умереть, выспался бы хоть на том свете. Так, а ты чего тут делаешь?
Мысли Хрюши хаотично забегали.
— Так... я... это... тебя пришёл сменить, на карауле. Моя очередь теперь.
Гренн заулыбался.
— Точно? Не припоминаю, чтобы сержант говорил что-то такое.
— Конечно, точно, — как можно увереннее ответил Хрюша. — Думаешь, стал я бы сам, по доброй воле вставать из тёплой кровати и тащиться сюда?
Гренн поскрёб затылок.
— И то правда, ох, слава богам. На, держи копьё и сигнальный рог, а я спать пошёл, ха-ха-ха, неудачник.
Он торопливо сунул Хрюше в руки оружие и ушёл как можно быстрее, видимо опасаясь, что тот может передумать нести караул.
Хорхе тщетно старался дышать как можно реже и никак не мог унять сердцебиение. Когда топот Гренна утих в глубине лагеря, Хрюша бросил копьё на землю и со всех ног припустился бежать прочь.
— Подождите-ка, — Блонди приподнялся на локте. — Так что это получается, Хрюша-то у нас дезертир? О-го-го. Хрюшка, ты вообще в курсе, что за дезертирство смертная казнь через отрубание свиной головы положена?
Даже в полумраке было видно, как Хрюша побледнел.
— Угомонись, Блонди, — сказал Генри, — мы все тут не ангелы и судьба нас всех ждёт не завидная.
— Нет, а я что? Я ничего. Говорю просто. Ещё я слышал, что тому, кто выдаст дезертира, положена монета золотом, но это я так, к слову. Я ни на что не намекаю.
— Ну, значит Хрюша из нас троих самый ценный.
— И самый опасный преступник. Хотя, кажется мне, что-то ты сам не рассказал нам всю свою историю до конца. Что же выгнало тебя из родного города, Генри, друг мой? Сколько дают за твою голову?
Глава 6 Карты, деньги, два мешка
В тот злополучный день Большой Игры Щербатый Джон уже ждал Генри на условном месте, в переулке за домами.