— Теряюсь в догадках, господин. Что?
— Каждый раз их количество разное, вот что! То тридцать один, то двадцать восемь. Иногда вообще — тридцать четыре! Вы что тут все, сумасшедшие?
— В последнее время, кажется, что да. От меня-то вы чего хотите?
— Десять лет я терпел ваше безумие, но всему приходит конец! Скажи мне, как это называется?
Генри задумчиво почесал голову.
— Умение считать? В наши времена это весьма почтенный навык, господин, вы не думали пойти в королевские казначеи?
Запредельно тупая лесть на грани издевательства кого угодно другого могла бы взбесить, но старик гордо подбоченился.
— А что? Я вполне мог бы. Ты правда так считаешь?
— Конечно. Уверяю вас. Ступайте прямиком к королевскому замку и требуйте аудиенции. Там расскажите о ваших подсчётах — вмиг окажетесь в шелках и золоте.
Старик торопливо побежал на выход, расталкивая посетителей локтями, будто вакантное местечко могут увести у него из-под носа и Генри, судорожно выдохнув, вернулся к работе.
Очередной, мучительно тянувшийся день закончился и Генри побрёл в каморку на чердаке. Спина ныла, мозоли на руках безбожно саднили, ноги гудели, будто в них сидел растревоженный осиный рой. Хрюша уже лежал в своей койке, печально вздыхая по непонятным поводам. Не успел Генри стянуть сапоги, как дверь в их комнатушку с треском распахнулась и ворвался Блонди, сияющий, как Луна.
— Скучаете, балбесы? — спросил он.
— Скучал по тем временам, когда не был знаком с тобой, — отозвался Генри.
— Что было, то прошло, дружище, теперь мы плечом к плечу тянем эту лямку, так что пользуйся и возрадуйся, что боги свели нас вместе.
— Назови-ка мне хоть одну причину радоваться тому, что я за тебя работаю?
Блонди поклонился и внезапно вытащил из рукава бутылку.
— У меня тут целая кварта причин, как тебе?
— Это ещё что? — спросил Хрюша, приподнимаясь на локте.
— Чистый эль, булочка ты моя ненаглядная.
— Откуда у тебя эль?
Блонди развел руками.
— Ловкость рук, и никакого мошенничества. Просто слил из каждого кувшинчика по чуть-чуть, долив водички, чтобы скрыть своё негодяйство. Дядюшка Мак, скряга бесстыжий, ничего не поймёт, а у нас с вами, ребятки, целая бутылка чистого эля. Крепкий, зараза, как удар кузнеца. Налетайте!
Как фокусник, он из ниоткуда достал три маленьких стакана и разлил выпивку. Хрюша помялся, но всё-таки присоединился. Чокнулись и выпили. Тепло алкоголя разлилось по желудкам, согревая и на время притупляя голод.
— Неплохо, — сказал Генри, — закусить бы ещё чем.
— Довольствуйся тем, что есть, — ответил Блонди, — а не подзуживай меня на воровство еды.
— Я и не подзуживал...
— Да говори теперь, я всё по твоим алчным глазкам вижу. Так и бегают во все стороны, высматривают девчонок, еду и золотишко, не так ли? Хотя, спорить не буду, жрать охота. Эх, давайте ещё по одной.
Выпили.
— Вот раздразнил ты меня только, — морщась от крепости алкоголя, сказал Блонди. — Есть теперь охота, аж желудок свело.
Он оглянулся по сторонам.
— Хрюш, а Хрюш, давай тебя сожрём?
— Отстань, — ответил Хорхе.
— Ну, пожалуйста, ну, по-братски.
— Отстань.
— Жадный ты человек, Хрюша. О себе только и думаешь. Вот думал ли маленький Хрюша, что вырастет в такого большого сквалыгу, а?
— Отвали.
— Хренушки. Давай отвечай, кем думал стать розовощёкий карапуз-Хрюша?
Язык у Блонди начал немного заплетаться, видимо, на голодный желудок креплёный эль сильно дал ему по голове. Хрюша долго молчал, но неожиданно, кажется даже для самого себя, всё-таки ответил.
— Библиотекарем. Я библиотекарем хотел стал.
— Хорошая штука. Всё время в тепле в уюте и книжки рядом. Плохо, что ли? Хорошо.
Хрюша покосился на Блонди, подозревая какой-то подкол, но тот был абсолютно серьёзен.
— А ты кем думал стать? — спросил Хрюша.
— А я хотел стать инквизитором.
— Зачем?
— Пьянство, похоть, разврат, чревоугодие, беспредел церковников...
— Хотел бороться с пороками?
— Нет, хотел поучаствовать!
Блонди засмеялся и чуть не упал, взгляд у него осоловело метался во все стороны.
— Вот такое вот дерьмо, ребятки, — сказал он. — Ты мечтал сидеть в библиотеке, я беспределить в инквизиции, Генри думал стать минимум королём, по нему заметно, даже спрашивать не о чем. И что из всего этого вышло? Сидим без гроша в этой тошнотной преисподней. Тьфу. Без единого лучика солнца в нашем беспроглядном будущем. Такие дела.
— Разве это так плохо? — спросил Генри. — Мы все за последнее время оказались в ситуациях, когда променял бы все эти риски на спокойную жизнь.
— Не путай тёплое со съедобным, — отмахнулся Блонди. — Когда за тобой с тесаком гонялись, ты мечтал не о спокойной жизни, а о том, чтобы за тобой с тесаком не гонялись.
— Мысль преисполнена философской глубины, — ехидно сказал Хрюша.
— Спасибо, пирожок. Так я что сказать-то хочу, разве это справедливо, что такие толковые пацаны вроде нас, такие нищие?
— Несправедливо, — мотнул головой Генри.
— Мы тут уборные моем, а они на чёрных меринах по городу рассекают, — сказал Хрюша.
— Вот именно! — сразу же подхватил Блонди, опираясь на руку, чтобы подняться. — Пока они и дальше будут есть с золота, мы будем тут горбатиться до самой смерти за жалкий медяк!
Генри не понял, кто такие эти «они» и почему вековой уклад мира внезапно не устроил его приятеля, но уточнять не стал.
— Так ты что предлагаешь-то?
Блонди тряхнул головой, как конь.
— Давайте ограбим кого-нибудь.
Генри поперхнулся элем, думая, что даже шутить о таком слишком опасно, но Блонди был явно серьёзен.
— Нет, ты скажи мне. Если мы немножечко станем богаче, а какой-то везучий гад, чей предок сто лет назад кого-то прирезал или сам ограбил, станет чуточку беднее — мир хуже станет?
— Ограбим? В самом деле? Разве мы такие плохие люди?
— Не мы такие, брат, жизнь такая!
Генри махнул рукой и посмотрел на Хрюшу, ища поддержки, но тот даже глаза зажмурил, словно пытаясь закрыться от этого разговора.
— Нет, ты на меня не маши, — продолжал Блонди. — Вот скажи как есть, разве не ты пытался обманом золотишко выиграть? А ты, Хрюша, разве не ты дезертировал из армии? Признайся, ты же считал, что поступаешь так, как лучше для тебя, не озираясь на неудобные законы?
— Я умирать не хотел, — буркнул Хрюша. — За ограбление же нам головы отрубят.
Блонди запутался в собственных ногах и ему пришлось придержаться за балку, чтобы не упасть. Это видимо переключило мысли в его голове.
— Я слышал, — сказал он, — что если отрубить голову петуху, то он ещё целый день прожить может.
— Если бы тебе отрубили голову, ты бы ещё лет двадцать этого не замечал, — ехидно сказал Хрюша.
Блонди поднял глаза к потолку.
— Рано или поздно, я пойму, в чём здесь оскорбление и тогда тебе конец, толстый. Но это потом. Сейчас я хочу сказать, что у нас, ребятки, есть два варианта. Либо выйти на большую дорогу и взять то, что сможем. Либо до конца дней своих тут сидеть и трястись, гадая, когда нас достанут старые враги. Вы со мной?
Генри, которому выпивка придала небывалой храбрости и амбиций, встал и положил Блонди руку на плечо.
— Я с тобой.
— Хрюша?
Тот явно колебался и тянул с ответом, тогда Блонди зашёл с другой стороны.
— Сам подумай, что лучше, до конца жизни не видеть ничего вкуснее подзатыльника и окрика, или разок рискнуть и сняв сливки уехать в закат? Мы с Генри сделали правильный выбор, ты же или с нами или можешь оставаться здесь в гордом принципиальном одиночестве.
Толстяк печально вздохнул. По всему было видно, что ему не нравятся эти предложения, но страх остаться снова одному, без каких-никаких, но свежеобретённых приятелей, пересилил. Он вылез из-под одеяла и кивнул.
— Я с вами.
Блонди протянул вперёд сжатый кулак, Генри положил руку сверху и выжидательно посмотрел на Хрюшу. Тот ещё помялся, но всё-таки накрыл пухлой ладошкой руки приятелей.