— Хорошо, что прибой скрывает шум наших шагов, — прошептал Блонди.
— Тихо ты, — всполошился Хрюша.
Проходивший ярдах в двадцати от них солдат оглянулся, с минуту всматривался в темноту, потом пожал плечами.
— Должно быть, ветер, — сказал он и пошёл дальше.
Генри вытер пот со лба и они потихоньку снова двинулись. Неожиданно, Блонди остановился, поводил носом, как собака, и подкрался к обозной телеге. Приподняв холстину, он потащил из неё мешок.
— Эй, ты чего делаешь, — зашипел Генри.
— Я жрать хочу, а там колбаса, богами клянусь, я её прямо чую.
— Я из тебя колбасу сделаю, если ты не прекратишь.
— Тихо вы, оба, — отчаянно зашептал Хрюша, оглядываясь во все стороны.
Блонди махнул рукой, медленно стащил с края обоза мешок и закинул его на плечо. Двинулись дальше. Каждую секунду сердце Генри выстукивало что-то наподобие боевого марша в бешеном темпе, но сегодня боги были на их стороне. Наконец, они миновали последний дозорный костёр, солдат при котором столь же мирно спал, как и его коллега по другую строну лагеря. Стараясь удержать бешено бьющееся сердце в груди, Генри с приятелями переползли через большую скалу и лагерь скрылся из виду. Генри нырнул в углубление между камней и пытаясь унять страх, растирал дрожащие руки. Рядом плюхнулся Блонди, уже жующий колбасу, и часто дышащий Хрюша.
— Поверить не могу, что получилось, — сказал с набитыми ртом Блонди.
— Поверить не могу, что мы чуть не умерли из-за твоей колбасы.
— Злой ты какой-то. Пожуй-ка лучше колбаски.
— Нет, спасибо. Я твоей глупостью уже сыт.
— Мне дай, — попросил Хрюша, — я всегда от нервов кушать хочу.
Блонди отломил ему половину и они задвигали челюстями. Генри отчаянно вглядывался во тьму, осматривая каждую скалу, прыгая по камням.
— Сюда, — наконец крикнул он.
Из одной скалы торчал край свинцовой трубы, не больше трёх футов в диаметре, из которой вытекала струйка нечистот.
— Что же, она реально существует, — сказал Блонди, роняя крошки колбасы на на куртку. — Кто бы мог подумать, что в книжках правду пишут.
Друзья подошли ближе. Труба была перекрыта толстой решёткой.
— Ну, припылили, — сказал Блонди. — Нам её и за сто лет не перепилить. Всё, конец комедии.
Генри, задумчиво разглядывающий решётку, подошёл, взялся за неё обеими руками и со всех сил дёрнул. С чпоком она вылетела из трубы, как пробка из бутылки.
Блонди разинул рот.
— Я, конечно, видел, что ты сильный малый, но теперь рад, что мы ни разу не подрались, ты бы меня прибил. Чёрт возьми, мы такой ерундой промышляем? А нам всё это время тебя в цирке надо было показывать, как первого силача в мире.
Генри хмыкнул и размахнувшись кинул решётку в море. Вместо того, чтобы утонуть, она закачалась на волнах.
— Это ещё что за чертовщина?
— Решётка деревянная, — сказал Генри. — Просто вставлена была в трубу. Готов поспорить, заплатили за неё, как за металлическую. Проверять никто не стал, зато кое-кто на этом деле стал богаче.
— Вот так и просирают оборону родины, сволочи, — сказал Блонди, провожая взглядом уплывающую решётку.
— Ну, да хранят нас боги, полезли.
Хрюша снова зажёг фонарь, но никто не шелохнулся, принюхиваясь к доносящемуся из трубы смраду.
— Знаете, я тут подумал, что может смерть и не такая плохая альтернатива, чем устраивать забеги весёлых раков по канализации, — сказал Блонди. — Но вы, конечно, лезьте, я вас тут подожду, постою на шухере. Расскажете потом, как всё прошло.
— Хватит терять время. Я пойду первым, — сказал Генри, опустился на четвереньки и пополз в трубу, держа перед собой фонарь.
— Как там? — спросил Блонди, заглядывая внутрь.
— Замечательно. Буквально розовый сад летним днём. Гораздо лучше, чем снаружи, я бы здесь мечтал поселиться, если говорить по правде. Тут так хорошо, что я вас даже пускать сюда не хочу, чтобы не делить ни с кем это удовольствие, — донеслось из трубы.
Блонди повернулся к Хрюше.
— Как думаешь, он врёт?
— Очень надеюсь, что нет, — вздохнул Хрюша и заполз в канализацию.
Блонди втянул носом воздух.
— О, боги. Здесь воняет почти так же мерзко, как от хрюшиных носков. Я бы очень хотел сейчас переметнуться к бьёрнцам, но боюсь, что после кражи колбасы они меня к себе не примут.
Он с тоской оглянулся на лагерь осаждающих, будто всерьёз рассматривал эту идею, осенил себя Знаком Пятерых, зажал нос, и полез в трубу вслед за друзьями.
Глава 22 В осаде
Сто семьдесят ярдов трубы, по которой годами спускали нечистоты, теперь ещё и пополнились отборной руганью, которую посекундно исторгал Блонди.
— Если бы я знал, что нас ждёт, благодаря вашим гениальным идеям, — орал он, — я бы предпочел, чтобы меня повесили.
Металлическая труба басовитым эхом перекатывала его брань.
— Лучше бы мне в утреннюю кашу насрали.
— О великие боги, лучше бы я маленьким помер.
— Знаете, в чём разница между навозом и вашими идеями? От навоза не так смердит.
Полчаса спустя самого дерьмового перехода в их жизнях, показавшемся Генри целой вечностью, впереди показался тусклый свет.
— Я вижу свет в конце туннеля, — послышался сзади очередной стон Блонди. — Надеюсь, это я умер и уже лечу в загробную жизнь.
Они выползли в небольшой бассейн сквозь кирпичную арку — начало сточной канавы внутри Харднатса.
— О боги. Заберите у меня обоняние. Я не так грешил в этой жизни, чтобы себя сейчас нюхать. За что это мне?
— Тихо ты, — прошипел Генри, аккуратно выглядывая через край бассейна, — нас услышат.
— Если даже боги не услышали мои мольбы убить меня внутри этой чёртовой трубы, о чем ты говоришь вообще?
— Я говорю о стражниках. Несущих дозор на стене, патрулирующих крепость и всех прочих.
— Да я тебя умоляю, — Блонди поднялся во весь рост. — Они ждут нападения снаружи, на то, что происходит снаружи, им глубоко пофигу.
Застонав, он осмотрел себя снизу доверху.
— Я больше никогда не почувствую себя чистым, — сказал он. — Ну и когда тут идти? Давайте быстрее разберёмся с этим, мне ещё хочется принять горячую ванну, выпить чашечку эля.
Опасливо озираясь, Хрюша и Генри поднялись. Блонди был прав. На их присутствие в крепости всем было плевать. Где-то вдалеке над их головами расхаживали дозорные, лениво перекрикиваясь друг с другом, но на улицах ни патрулей, ни стражников, никого. Странная тишина была внутри крепости, за исключением негромких перекличек на стенах. В отличие от лагеря осаждающих, кипевшего днём и шевелящегося, будто растревоженный муравейник, крепость Харднатс больше напоминала кладбище, чью тишину нарушают только редкие крики скорбящих.
— Ну и местечко, — сказал Блонди с самым беззаботным видом идя через двор, сунув одну руку в карман, а другой держа украденный мешок из обоза.
Хрюша толкнул в бок Генри и шепнул.
— Вон. Туда смотри.
Возле дальней стены крепости в беспорядке были наставлены телеги. Рысью, как пришпоренные кони, они пересекли площадь и начали осматриваться.
— Как мы вообще узнаем нужную телегу? — спросил Генри.
Блонди потёр затылок.
— У нужной телеги в борту доски нет. Я её вырвал, когда барону по башке хрястнул. Вот такую и ищите.
— Легко сказать, они тут все не вчера от плотника.
— Тише, — Хрюша дёрнулся, как напуганный суслик, — кто-то идёт.
Друзья, не сговариваясь, нырнули вниз и заползли под днища телег. Мимо брела тройка караульных, скорбных, будто кладбищенские призраки, а волочащиеся грязные плащи только усиливали сходство с ожившими мертвецами.
— Ну-ка, внимание, — сказал один их них, по всему старший, останавливаясь как раз напротив свалки телег. — Чуете, как смердит?