— Ага, — отозвался другой. — Воняет, будто чумная корова сдохла.
— Того хуже, — сказал третий, — воняет, как стряпня твоей жены.
— Если бы я не так хотел жрать, я бы тебя сейчас зарезал за такие слова.
— Я так хочу жрать, что уже и сопротивляться бы не стал.
— Хорош балаболить, — сказал старший, поднимая факел повыше. — Говорю вам, смердит здесь как-то непривычно, не к добру это. Бдительность надо проявить, а не о жратве вечно трепаться.
— А я об ней, родной, всегда думаю.
— Прямо как я о твоей жене, — подхватил третий.
— Когда скатимся до каннибализма, тебя я сожру первым.
— Ты мне такой хороший друг, что я тебе позволю. Не сожрать, конечно. Но частичку меня можешь немного во рту подержать. Просто по-дружески.
— Да тихо вы, — сказал старший.
Он присел и сунул факел под телегу.
— О-па, кто это тут у нас? Ну-ка вылезайте, подобру-поздорову.
Генри шлёпнулся лицом в брусчатку. В который раз они снова попались и снова это не сулит им ничего хорошего.
— Вылезайте, — повторил старший, — пока мы не разозлились.
Делать ничего не оставалось. Медленно и нехотя троица друзей выползла из-под телег и встала в полный рост перед стражниками.
— Фу. Боги. Ну и смрад, — сказал второй, затыкая нос.
— Точно вам говорю, это покойники, так только от мертвечины смердит, прогундосил третий, закрывая лицо плащом.
— Кто такие? Как здесь оказались? Имена? — спросил старший, хотя по его зелёному лицу было прекрасно видно, что он так же с трудом сдерживает рвоту.
— Меня зовут Диего. Это Алехандро. А это Хрюша, — сказал Блонди.
— Долго эти имена выдумывал? — спросил, кривясь, старший.
— Секунды две, — не стал отпираться Блонди.
— Понятно. Проводите-ка этих вонючек в караулку. Чёрт, да окатите их пару раз прежде водой. Смердят так, будто мне в нос енот заполз и там издох.
Сидя на лавке в закрытой караулке и отплёвываясь ледяной водой, троица понуро ждала своей участи.
— Зачем ты чужими именами представился? — спросил Хрюша, чтобы хоть чем-то отвлечься от дурных мыслей.
— Да какая разница, — ответил Блонди. — Будто это что-то меняет. Что ты думал, мы представимся настоящими именами и они такие «О, да, я слышал про вас, любезные господа, идите с миром, такие прославленные личности, как вы, не должны тратить время на разговоры со всяким отребьем, вроде простой стражи?». Что-то я сомневаюсь. Так вот и нет, стало быть, никакого смысла называться своим именем, когда с тем же успехом можно выдумать любое другое. Красивое, звучное. Ты что бы хотел, чтобы на твоей могиле написали «здесь покоится Хорхе. Диверсант, лазутчик, вор. Он смердел, как шакал»? Или лучше «Диего — отважный мужчина, храбрый воин и прославленный шпион»?
— Так ты меня вообще «Хрюшей» и представил, — возмутился Хорхе.
— А, ну да, точно, извини, был взволнован.
— Если бы каждый раз, когда я в вашей компании попадаю под плаху, мне бы платили по золотому, я бы здесь не с вами сидел, в ожидании не пойми чего, а где-нибудь в своём замке развлекался.
— Кто о чем, а Генри всё о деньгах.
Блонди лежал на лавке, закинув ногу на ногу, и беззаботно покачивал в воздухе носком сапога, будто отдыхая после тяжёлого трудового дня.
— Согласен с ним, ну, точнее, с тем, что он хотел бы сказать, но не может сказать в силу ограниченности, — сказал Хрюша.
— Дам тебе когда-нибудь по носу, узнаешь мою безграничную силу и безграничное моё терпение, что я не сделал этого раньше, — ответил Блонди.
Хрюша отмахнулся.
— Я имею в виду, что действительно, нас сюда привела только наша жадность.
— Хотеть лучшей жизни это не порок, а естественная человеческая надобность. Такое моё мнение.
— Ну, с философской точки зрения, мы не довольствовались тем, что у нас есть, а всё время хотели большего.
— Что это у нас такое было? — спросил Генри. — По-моему, у нас не было вообще ничего.
Хрюша поднял глаза к потолку и призадумался.
— Да. Ты прав. Ничего у нас не было.
Дверь в караулку открылась и зашёл Старший в сопровождении высокого худого мужчины. Отросшая щетина, взлохмаченные волосы и впавшие глаза, явно давали понять, что последние дни у него были не самыми комфортными в жизни.
— Встать! — рявкнул Старший.
Друзья поднялись с лавки.
— Как стоите? Перед вами сам...
Худой мужчина поднял руку, останавливая.
— Не стоит. Зовите меня просто милорд. А, впрочем, никак не зовите, спрашивать буду я. Принеси стул.
Старший заколебался.
-Милорд. Я настаиваю, эти люди могу быть опасны.
— А могут быть интересны, — бросил мужчина через плечо. — Развлечений тут, как видишь, не много, а это куда интереснее, чем на твою стылую рожу смотреть и охотиться за крысами на завтрак. Стул, быстро.
Старший торопливо метнулся и поставил стул. Милорд сел, упёршись руками в колени.
— Вы их обыскали? — спросил он у Старшего.
Тот откровенно смутился.
— Никак нет. Ваше...
Милорд снова поднял руку, останавливая.
— Кхм-хкм, виноват. Никак нет.
— Почему?
По лицу Старшего читалось, как он мучительно пытается избежать честного ответа, что побрезговали.
— Ждали особого распоряжения и дальнейших инструкций по поводу неопознанных лиц, — наконец-таки выкрутился он из этой служебной западни.
Мужчина покачал головой и потёр виски.
— Что в сумке? — спросил он, кивая на обозный мешок возле ног Блонди.
От этого простого вопроса начавшись, весь дальнейший разговор сложился в голове Генри, как правильная карточная партия, в конце которой он должен был уйти с мешком денег. Он наступил на ногу Блонди, который уже раззявил рот, очевидно, весело рассказать, как они обокрали бьёрнцев и только лишь и всего. Но план Генри был совсем иным. И в этом плане мешок с колбасой играл ключевую роль.
Генри низко поклонился. Настолько галантно, насколько ему позволял внешний вид, ко всем бедам которого за последние дни добавились свежие сто семьдесят ярдов нечистот.
— Милорд, — сказал Генри старясь придать голосу максимальную лояльность. — Мы с друзьями всего лишь простые крестьяне. Мы жили в деревне неподалёку, когда узнали от солдат о той беде, которая постигла храбрейших и отважнейших, мужественных защитников крепости Харднатс. Об их беспримерной стойкости и отваге. О героизме в стремлении умереть, но не позволить врагу одержать верх над ними. Мы с друзьями проливали слёзы, когда услышали о том, какие мучения претерпевают наши славные воины. Тогда мы с друзьями подумали, что если есть хоть малейшая капля... Слабейшая доля того, чем мы можем помочь нашему любимому королю Георгу, да продлят боги его дни, то мы должны рискнуть. Рискнуть нашими жизнями так же, как наши храбрые герои воины отдают свои жизни за нашу отчизну. Тогда мы с друзьями взяли этот мешок колбасы и просочились сквозь лагерь врага, как раскалённый нож проходит сквозь масло.
Мужчина вскочил со стула.
— Колбаса? В мешке колбаса?
— Да, милорд, мы принесли для наших героев воинов столько припасов, сколько смогли собрать. Увы, немногое, но пусть этот скромный дар послужит нашим славным воинам.
— Колбасу покажи, — медленно, хрипло сказал мужчина.
Генри, не делая лишних движений, развязал мешок, будто там могла быть змея, и показал содержимое милорду.
— О, боги, — сказал он и облизнулся. — Дай-ка мне сюда эту славную колбаску.
Генри протянул ему круг сырокопченой. Но мужчина остановил его.
— Нет, ну-ка постой. Попробуй-ка её сам, для начала.
Генри пожал плечами, надкусил, прожевал, проглотил. Милорд внимательно следил за лицом Генри, будто ожидая увидеть какой-то подвох.
— Вполне ничего такая, — сказал Генри.
Мужчина выхватил у него колбасу и жадно вцепился в неё зубами.
— Чёрт возьми, в жизни вкуснее ничего не ел, — сказал он с набитым ртом.