Но сейчас я, как последний неудачник, один в своей постели, мечтаю о несбыточном.
Никогда больше не влюблюсь. Хотя внутренний голос говорит, чтобы я не зарекался. Помню, я уже когда-то клялся себе, что никогда не посмею проявить к кому-то такие же чувства, что и к Крису, но.…
Лишь вздыхаю, смотря в потолок.
Яркие солнечные лучи пробиваются в комнату сквозь открытое окно, – задаюсь вопросом, почему оно открыто – утренняя прохлада заполняет комнату. Втягиваю носом свежий воздух, понимая, что уже пора заканчивать валяться и нужно подниматься. Хотя делать мне абсолютно нечего.
Я живу изо дня в день, ничего не делая, страдая, как глупая телка. Самоиронии во мне хоть отбавляй.
Сажусь на мягкой кровати, выбираясь из вороха мягких подушек, я хотел просто спрятаться в них и ничего не видеть, чтобы меня никто не тревожил.
Разлепляю глаза, смаргивая сонную дрему, щедро окутавшую меня до этого. Тяжелым грузом опускаю ноги на пол, становясь ступнями на мягкий пол, покрытый ковром с длинным ворсом. Сейчас главное уговорить себя проснуться и вновь окунуться в обыкновенный день. Но.…
В спальню вбегает что-то маленькое и шустрое, сразу же набрасываясь на меня и поваливая обратно на постель. Я издаю негодующий звук, оказавшись прижатым к горизонтальной поверхности чем-то теплым.
- Вставай! Вставай! Улыбнись новому дню! – Писклявым голоском пропел ураганчик.
Это вторая женщина, в которой я души не чаю; первая, естественно, мама.
Катрин уселась на мою грудь, схватившись руками за мои дреды. Она улыбается во все зубы, показывая несколько дырок впереди от выпавших. Беззубая кандала. Почему-то это мысль приходит с улыбкой.
- Я уже встал, – ною я, зная, что сестра любит ощущать себя старше остальных, – Это все ты.
Катрин завозилась на мне, быстро слезая, и легла рядом, взяв в свою маленькую ручку мою.
- Тогда неси меня вниз, – повелительно изрекает она.
Немного подумав, поднимаюсь, пристраивая руки на боках сестренки, начинаю бегать пальцами поверх светлого платья. Катрин, взвизгнув, начала лягаться, пытаясь оттолкнуть меня. Ее заливистый смех как бальзам на душу, он заставил и меня растянуть губы в довольной и умилительной улыбке.
Все еще щекоча сестру, я подхватил ее на руки, слыша, как она взвизгнула мне на ухо, оказавшись на высоте. Катрин вцепилась в меня руками и ногами, будто обвивая.
- Ну, поехали, – сказав, я пошел на выход из спальни, сразу же проходя в открытую нараспашку дверь.
Сходя по лестнице с елозящей сестрой, я с наслаждением вдыхал родной, домашний замах уюта и детства.
- Какой ты большой. Вот вырасту, буду жить с таким же высоким мужчиной, – какое дальновидение.
А я в детстве думал, что у меня будет красавица жена и полный дом детишек. А сейчас я уверен, что ни жены, ни детей у меня не будет.
Но я улыбаюсь детской непосредственности Катрин и несу ее в кухню, из которой идет неповторимый запах какой-то стряпни. Зайдя в светлую комнату, сразу же замечаю нашу кухарку, конечно, только после того, как сдул со своего лица светлые кудри сестренки.
- Томас, вон с моей территории, – Марта, кажется, будет припоминать мое детство до конца моих дней, надеюсь, долгих и желательно счастливых.
Помню, как буянил, будучи совсем мальчишкой; этой доброй женщине приходилось несладко, но сейчас я знаю, что она говорит все в шутку.
- И вам с добрым утром, – опускаю Катрин на пол.
Она сразу же выбегает из кухни, исчезая непонятно где. Эх, молодая энергия, мне бы сейчас так же. Или просто бы вернуться в детство.
Было бы неплохо, так хочу предупредить многие ошибки. И, возможно, моя детская мечта о красавице жене была бы реальностью. И никакого Билла.
- С добрым, сынок, – по обычаю женщина целует меня в щеку, и треплет волосы на макушке. – Сделал себе эту колбасу на голове, ощущение, будто не мыл ее, и волосы как у собаки скатались, – Марта всегда критикует мой стиль, а я всегда улыбаюсь.
Черт, дома так хорошо. Ради таких моментов и стоит жить.
- Ммм, – втягиваю восхитительный аромат, – Как вкусно пахнет, – обнимаю женщину за плечи, смотрю ей под руку.
- Кыш, – кухарка шипит на меня и ударяет по рукам, – Все потом, иди отсюда, – по-доброму прогоняет меня.
Все как всегда, будто и не уходил я из родительского дома.
Я такой домашний, мне нужна ласка родных рук.
- Иду-иду, – улыбаюсь, выпуская женщину из объятий и, развернувшись, иду на выход, чувствую, как она ударяет меня по попе.
Теперь точно все, как раньше.
Подтягиваю пижамные штаны и иду обратно в спальню, все-таки одеться для приличия мне стоит. Почесываю живот и широко зеваю, доходя до комнаты. Оглядываю ее и прохожу к гардеробу, где вещи на удивление аккуратно сложены. Сейчас их больше, чем в первый день моего приезда. Опять я устроил себе поход по магазинам, но уже с друзьями детства.
Роюсь в вещах, создавая привычный для себя беспорядок, зная, что все равно уже сегодня вещи будут аккуратно лежать.
Выбираю обыкновенные неширокие джинсы и футболку на размер больше. Быстро одеваюсь и беру с тумбочки мобильный телефон, уже по привычке кидая его в карман.
Билл звонил первые два дня, вчера от него не было непринятых вызовов. Я отвечаю только Марку, он по обыкновению интересуется моим моральным состоянием, но он никогда не заикается о Билле, потому что знает каково мне. Спасибо ему.
Что мне помогает каждый день улыбаться, так это только семья и уверенность в том, что все будет просто отлично. Потому что не может быть хуже, потому что столько неприятностей на меня одного, по-моему, уже хватит.
Все будет хорошо!
По второму кругу спускаюсь вниз и выхожу во двор, зная, что мама сейчас сидит в беседке и читает какую-нибудь книгу.
Так и есть.
Сажусь рядом с родительницей, заглядывая в книгу – ну, да, я любопытный, что поделаешь.
- Тебе не понравится,- коротко говорит мама, обнимая и целуя меня.
Она откладывает книгу и смотрит в мои глаза. Который раз она уже пытается там что-то разглядеть, наверное, чувствует. Улыбаюсь ей.
- Том,- начинает мама, а я будто догадываюсь, о чем она хочет поговорить.
Чувствую, что в кармане начинает трещать телефон, по обычаю оповещая меня о звонке.
- Ой, извини, – виновато улыбаюсь и выхожу из беседки.
Достаю из глубокого кармана вибрирующее устройство и смотрю на дисплей. Теперь я постоянно это делаю, не хочу взять трубку и услышать на том конце самый любимый голос.
Нажимаю на кнопку приема звонка, видя на дисплее имя Марка.
- Да, – лениво, немного устало, отвечаю.
Потому что действительно тяжело каждый раз пытаться выглядеть счастливым. Даже не знаю, зачем приехал к родителям, они ведь беспокоятся обо мне. Все-таки самые дорогие и родные люди, а даже не знают до сих пор, что их сын гей. Мне стыдно за это. У меня даже в голове рождались когда-то мысли, чтобы привести Билла в мой дом и познакомить с мамой и папой. Представить его, как моего парня. Я и об этом мечтал, и это было так красиво. Только реальность на самом деле оказывается очень гадкой.
- Как ты? – вместо приветствия интересуется Марк.
- Как всегда, – монотонно говорю.
Потому что другого ответа нет. И бесят меня эти вечные вопросы о моем самочувствии. Вот Билл уедет, я уверяю всех, что я приду в норму, возьмусь за ум, а пока любимый в этом городе, я даже выйти на улицу не могу спокойно. Ну, а мало ли, вдруг мы пересечемся на одной улице, я не представляю, как смотреть на моего мальчика. Сознание рисует его... но всегда разного. То он извиняется, то он насмехается надо мной, но я хочу вновь услышать слова любви. Хотя, Боже, о чем я думаю. Я умру, если он вновь соврет мне. Не хочу видеть и слышать Билла. Я забуду. Я просто обязан. Ну, почему я такой чувствительный, как баба. Самому от себя противно.