Боль утраты невосполнима, она жжет, изнывает где-то там в душе ,а ты просто не можешь ни плакать, ни скорбеть, что-то щелкает внутри, как будь-то переключатель - ноль эмоций. Так продолжалось около месяца, Ника уехала в город, девушка понимала, в Грузию на похороны она не поедет, а находиться в коммуналке без Николая было морально трудно. Ламара хотела быть похоронена в Грузии, доставить туда гроб было проблематично в силу происходящих на тот момент перемен в стране. Николай, собравшись с духом, взяв вазу с прахом матери, отправился на родину, где не был уже давно. Все окружавшие его родственники, друзья и знакомые приходили в оцепенение, когда видели вместо гроба небольшую вазу. Желание мамы – быть похороненной в Грузии он исполнил, его ничего не держало в этой солнечной стране с её добродушными жителями, винтажными балкончиками, свежим воздухом и атмосферой, атмосферой родного дома, где он сделал свои первые шаги, где впервые взял в руки букварь, где познавал азы балета. Он вспоминал такие счастливые моменты детства, как воровал яблони с соседского огорода, слушал вечерние разговоры мужчин о футболе, он помнил вкус свежих фруктов, который словами не передать, Коля мало где пробовал таких вкусных фруктов, как тогда в детстве. Маленький мальчик с идеально ровными ногами, родись бы у Ламары девочка, все бы восхищались красотой её ног, для грузинского мальчика это была редкость, чаще всего, маленького Никушу хвалили за красивые глаза. Он привык чувствовать себя некрасивым, когда все дети были пухленькие – он же был высокий и худощавый, кто же знал, что через какое-то время, этот угрюмый мальчуган станет довольно статным молодым юношей, чьему арабеску будут завидовать многие девушки, а он будет поднимать ногу как можно выше, приводя своих «конкуренток» в еще большую ярость. Николай будет стоять в центре – это его место по праву, по праву таланта, который не сумеет отнять ни единый злопыхатель. Талант – незримая вещь, что заставляет человека работать над собой на протяжении всей своей жизни. Вернувшись из Грузии, он продолжил упорно работать, работа стала его единственным спасением от страха, страха неопределенности, ведь всё нужно было теперь делать самому, двадцатилетний юноша столкнулся с многими проблемами, в том числе и документальными: наследство, жилье, зарплата, работа. На него навалилось всё, в один из таких дней, когда он был особенно вымотан, придя в пустую коммуналку, вдруг нахлынула куча воспоминаний, она заволокла его своей вуалью, словно паутина, он хотел смыть это всё водой, но ведь не смоешь того что на душе копилось, прохладная вода хлынула на голову, сами собой начали литься слезы, его крик чем-то напомнил скрежет железа, скрежет по душе, которую режут и разрывают на части, словно отрезок метала. Он позволил себе быть слабым, впервые пожалеть себя, чем больше он жалел – тем больше выливалось слёз, таких горячих, словно огонь. Казалось, в легких уже не осталось воздуха, не осталось сил, чтобы сделать этот тяжелый вздох, он буквально захлебывался в слезах, он не сделал этого ни на похоронах, ни раньше просто, так сильно не накатывало, прошел шок, прошла боль, наступила эта гадкая минута, когда надо перестать жалеть других и пожалеть себя хоть немножко, дать волю эмоциям, которые невозможно было выплеснуть на сцене. Ведь сцена – это красивая обертка, а вот дом, где его слабость могут слышать лишь родные стены – это настоящее, тот как оно есть, без прикрас и ненужного грима. Спустя какое-то время, он просто лежал на кровати, его глаза были красными , лицо было опухшим от града слёз, сейчас он как никто наслаждался тишиной, слыша лишь своё прерывистое дыхание, он проклинал сцену, театр, перестройку, в результате которой они лишились всего, ведь если бы этого не случилось, Ламаре бы не пришлось нервничать и она была бы жива, она была бы сейчас рядом со своим сыном, она была нужна ему как никогда. Что ж думать, человека не было в живых, ничего теперь не изменить, в этот момент он понял, время уходит, нужно ценить каждые мгновения что есть. Неожиданно для самого себя, он понял что забыл о Нике, а ведь она всячески пыталась поддерживать его, но ей ведь тоже было трудно взвалить на себя весь груз ответственности, поменять обстановку, стоять у плиты сутра до ночи, он прекрасно понимал, нужно беречь всё то, что осталось у него, но сейчас, для достижения поставленных целей, точнее еще больших целей, ему было необходимо погрузиться в работу, получить новые, более значимые роли, доказать что он чего-то стоит, в первую очередь, для самого себя. Молодой человек искренне верил, что Ника разделит его стремление, поддержит, в чем-то даже поможет, даст совет, ведь только с ней он был полностью искренний и открытый, как белый лист пергамента.
========== Часть 16 “Noblesse oblige” ==========
Ника по приезду в город, захотела оставить всё позади ,в первую неделю, она упорно и самостоятельно засеяла гектар земли разнообразными культурами: от бахчевых до томатов. Огород помогал ей забыть всё, на работе она взяла больничный, претензий не было, да и липовая справка, написанная рукой Иосифа, о том что у девушки ветряная оспа, служила весомым доказательством того, что ей лучше ближайший месяц вообще не работать и не контактировать ни с кем либо. В этот раз мамины слова об отвлекающей от всего работы по дому, оказались правдой. Ника давно планировала убраться на старом чердаке, по приезду домой, ей просто не хватало времени, но сейчас его было предостаточно. Решительно настроившись, она взяла из сарая деревянную лестницу и таща её, словно муравей, направилась к заветной дверце, что находилась прямо под потолком, у дровяной печи, которую мать белила перед приездом дочери, измазавши все свои шлёпки в побелку, девушка всё таки затащила лестницу на нужную высоту, изрядно вспотев, она стала преодолевать ступеньку за ступенькой, тяжелая дверца плохо поддавалась открытию, надо было немного провернуть ручку и тогда с сильным ударом, она открывалась. Девушку озарил свет, исходящий с чердака, по лестнице, словно туман, поползла пыль: «….Да, похоже я до пенсии этот чердак убирать буду», с этими словами она принялась разбирать многочисленные чердачные мешки, в которые мама кучами складывала уже маленькую или негожую одежду. Судя по количеству мешков, смело можно было открывать собственный дом моды. Сквозь стеклянные широкие витражи, что находились на чердаке, можно было видеть весь город, аж до самой реки, что тихо бурлила в далеке, над ней было видно небольшое полупрозрачное облако – стояла влага, нетипичная для этих мест в это время года. После первых дней апреля, обычно сильно жарило солнце, что и не давало местным огородникам сидеть на плантациях сутра до вечера. Но старожилы этого города вылазили на свои приусадебные участки еще до рассвета и тихой прогулки первых рыбаков и заходили уже, как только слышали звон небольшого колокольчика во дворе – приходили с пастбищ коровы, наступала пора вечерней дойки, не смотря на такое вроде бы солидное название – «город», перед глазами возникают парки, многоэтажки, величественные здания, в основном всё так и было, только не в этой части города, здесь расступалась простая, сельская душа. Возле каждого дома стояли лавки, на которых происходили вечные споры и посиделки, тут девочки разучивали тексты всем известных песен, обсуждали моду, мальчиков. Лавки никогда не пустовали – это был дурной тон. На них, словно прикованные навсегда, сидели добродушные бабушки в цветных платочках и платьях всех расцветок, обязательным атрибутом был передник и палка, которая служила не столько опорой, а сколько способом воспитания неугомонной молодёжи, которая норовила сделать что-то эдакое, выделиться из толпы и подняться в глазах своих товарищей-единомышленников. Здесь не было такого, чтобы дети сидели дома, даже во время болезни, они умудрялись выскользнуть на улицу. Когда наступала такая светлая и весёлая пора каникул, в городе прибавлялось народу, ко многим старикам приезжали их всеми любимые внуки, молодёжь из другого города вносила некие коррективы в план веселья и приключений, она давала новое вливание, новый поток информации. И вот, уже невозможно было отличить где прибывшие, а где коренные жители, все бегали толпой, играли в футбол, прыгали в классики, играли в резиночки, а вечером шли на дискотеку, где впервые влюблялись, учились танцевать и взаимодействовать с народом. Ника прекрасно помнила, она прошла все эти этапы развлечений, вот только в клуб её больше не пускали. Однажды, в день шестнадцатилетия Иосифа, они с Никой взяли из отцовского гаража старый мопед и переодевшись, помчались в клуб, уже почти у клуба, Иосиф понял – отказали тормоза. Тогда, они приняли для себя мгновенное решение – прыгать, как Иосиф не пытался вывернуть мотоцикл в стог сена – он въехал прямо в только что поставленное окно клуба, стекло с треском разбилось, благо никто не пострадал, народ только начал приходить и в зале было лишь два человека и то были сторож да уборщица. Ника приземлилась на клумбу с пионами, что немного смягчило падение, она лишь вымазалась в грязь да измяла цветы, а вот Иосиф упал на асфальт, немного повредив ногу. Они еще долго вспоминали о том, как их отчитывали родители и председатели. Как обещали выгнать со школы за подобные выходки, как припоминали злополучный трактор. Сейчас, протирая старые полки, Ника была бы не против снова отправиться с Йосей в любое приключение, а не заниматься бытовой ерундой, которой ей хватало и в Москве. Протирая уже помутневшие от времени стекла, она увидела, как к дому подходит мужчина в рубашке и брюках, достаточно худощавый, с тонкими губами, карими глазами и приветливой улыбкой. Заулыбавшись, Ника мигом спустилась с чердака и кинув пыльную тряпку на пол, обняла дедушку, она его видела редко, он много работал и не видел внучку почти год, это был весёлый мужчина уже в годах, он хоть и прихрамывал, но передвигался без палочки, широкие плечи, сильные руки – передовик производства, он пахал - как вол, впрочем как и все в Никиной семье, он – единственный, кто разделял стремление Ники к юриспруденции, и смело верил в её успехи, из города, девушка привезла всем своим родственникам небольшие подарочки, маме – серьги, бабушке - несколько метров разной ткани, отцу – часы, тёте – бусы, дедушке - набор специальных инструментов. Передала она так же отдельную сумку Зинаиде Яковлевне – бабушке Иосифа, женщина была очень рада гостинцу, и всё нарекала внука за то, что он не приехал лично.