Само по себе представление ваянга напоминает европейский театр марионеток. Не тени кукол, а сами фигуры ваянга оживают и начинают играть в ловких руках даланга, голос которого разносится теперь по всему храму. Спектакль красив благодаря совершенству форм и сверкающему в лучах заходящего солнца золоту фигурок, волшебным образом переносящих события индийской истории из прошлого в настоящее. Все это вызывает неистовый восторг у деревенских детей.
Когда солнце склонилось к закату и на двор храма упали длинные тени, служители храма ставят на маленькие носилки богато убранные фигурки из сандалового дерева, в которых все еще находятся боги, и несут их к ближайшей реке. Там вместе с жителями деревни боги совершают вечернее символическое омовение.
Иностранцу может показаться, что все происходящее во второй и в третий день праздника почти не отличается от событий первого дня. Во внутренней части храма в течение всего праздника с утра до вечера совершаются обряды очищения и жертвоприношения. Те, кто их уже совершил, просто наслаждаются праздником — беседуют друг с другом, прислушиваются к голосу жреца, наблюдают выступления самодеятельных артистов, танцоров, слушают гамелан.
В последнюю ночь праздника в храме происходит прощание с богами. Их вновь просят подняться в свое небесное царство, потом фигурки из сандалового дерева раздевают и аккуратно укладывают в ящик, где они будут лежать до следующего праздника. И вот все ценные атрибуты убраны, внутренние двери храма закрыты, и даже площадка перед храмом погружена в тишину и покой, после того как отзвучали последние звуки гамелана. Одалан закончился. Пройдет совсем немного времени, и лишь увядшие цветы да высохшие на солнце плетеные изделия во дворе храма напомнят о праздничных днях встречи балийцев со своими богами.
Танцуют жизнь, танцуют историю
Ганец на Бали — отражение жизни, а значит, и отражение истории. Ни один из видов искусства не проникал в жизнь балийцев так глубоко, как этот, включающий в себя все другие виды — музыку, театр, живопись, архитектуру, костюмы, маски…
Они живут в разнообразных формах танца, выражая ощущение жизни каждого балийца, независимо от того, выступает ли он сам как танцор или критически следит за ритмом и движениями танцоров как придирчивый и знающий в этом толк зритель. Когда в балийских школах танца четырех-пятилетние девочки начинают познавать азы искусства шагов, движений рук и пальцев, замечаешь, что здесь проявляется основная особенность жителей острова — их врожденная способность к танцам. Маленьких танцовщиц не надо заново учить танцевать, учителя танцев лишь помогают раскрыть те секреты движения и ритма, которыми владеют их ученицы с самого рождения.
Многие приезжающие на Бали иностранцы думают, что танцы, которые они видят на фоне декораций фасадов храмов, сооруженных в их отелях или на специально сделанных для туристов площадках, имеют очень древние традиции. Это справедливо только для отдельных танцев, например для легонга или для танца как такового вообще, как составляющей части балийского образа жизни. Конкретные же танцы, которые сегодня можно увидеть на Бали, созданы лишь за последние десятилетия, и они постоянно изменяются, приобретая все новые и новые формы, превращаясь в мутации образцов.
В этом Бали существеннейшим образом отличается от Явы, где, например, в кратоне султанов Джокьякарты гамелан и танцевальный репертуар придворных праздников за последние столетия не изменились. Напротив, создается впечатление, что на Бали после жестокого вторжения голландцев в начале нашего столетия традиционная культура танца умерла.
Казалось, господство колониализма разрушило сами корни древней балийской культуры. Музыка и танец исчезли из княжеских дворцов. Однако они — и это свидетельствует о жизнеспособности Бали — вновь появились и получили дальнейшее развитие в деревнях острова, вследствие чего мы видим сегодня на Бали живой и в то же время стилизованный характер музыки и танца, далеко отошедший от придворных форм, которые еще распространены на Центральной Яве.
Частью древней изысканной традиции придворного танца является легонг, который вначале исполняли лишь принцессы. В 1978 году мы смогли увидеть легонг на празднике Балигиа правителей Карангасема. Со временем он стал постоянным номером танцевальных представлений для туристов и поэтому считается многими из тех, кто посетил остров, прототипом танца балийских девушек.
Происхождение легонга, как и почти всех балийских танцев, связано с массой легенд, окутывающих остров. Танцовщицы легонга — а каждая балийская девочка мечтает о том, чтобы стать танцовщицей, — по традиции считаются исполнительницами небесного танца божественных нимф. В танце, согласно балийской вере, происходит вхождение божества в человеческое тело.
Раньше танец девушек предваряла мелодраматическая легенда, составлявшая канву танцевального спектакля, о принцессе Рангкесари, которая потерялась в лесу и которую нашел и заточил в каменный дворец правитель Ласема. Брат девушки принц Даха обратился к нему с просьбой освободить сестру, угрожая войной. Правитель Ласема предпочел войну и выступил со своим войском против принца. Па этом повествование заканчивалось.
Танец начинается как продолжение сна, испугавшего жену правителя Ласема. Ей приснилось, что ее муж погиб в сражении с принцем Даха. Утром правительница всеми силами пытается удержать своего супруга от войны, но безуспешно. Первая сцена легонга заканчивается трогательными прощальными объятиями. За пей следует сцена расставания правителя с принцессой Рангкесари, которая отражает все попытки обольстить ее и даже ударяет правителя веером.
В некоторых вариантах легонга жена правителя является своему супругу во время похода в образе птицы, чтобы еще раз попытаться удержать его от войны. Однако правитель, ничего не подозревая, убивает птицу и идет на войну. На этом легонг заканчивается.
По-иному, чем в этом, основанном на легенде танце, предстающем перед сегодняшним зрителем как образец танцевальной эстетики, проявляется во многих танцах гораздо более ярко выраженный элемент повествования. Это относится в первую очередь к созданному на основе ваянга балету «Рамаяна», который сегодня в туристских центрах почти ежедневно воскрешает в танце древнюю легенду о Раме и Сите.
К наиболее впечатляющим примерам танцевального экстаза относится балийский кечак, скорее даже не танец, а спектакль со своим сценарием, действие которого, нс сопровождаемое оркестром, происходит в кругу сидящих мужчин, одетых лишь в набедренные повязки с черно-белым шашечным рисунком. С трудом верится, что из круга мужчин, как бы собравшихся на совет общины, может исходить такая неукротимая мощь.
Вначале кечак, как и большинство балийских ритуальных танцев, представлял собой обряд заклинания. Он считался одним из важнейших элементов церемоний очищения, проводившихся в период эпидемий с целью изгнания демонов, приносивших болезни. Скандируя хором «чак-чак», мужчины голосом имитируют гамелан. С тех пор как кечак вошел в репертуар танцев для туристов, к нему добавилась дополнительная часть, состоящая из сцен «Рамаяны», где танцоры изображают обезьянье войско. Это послужило причиной тому, что кечак с недавнего времени стал именоваться «обезьяньим танцем».
Сегодня еще существуют танцы, не относящиеся к туристской программе, например реджанг — непременная составная часть главных храмовых обрядов во время больших праздников и одновременно, как и прежде, священный ритуал. Таким мы и увидели его на празднике Балнгиа в Карапгасеме.
Рангда и Баронг
Когда в балийском театре сливаются воедино музыка, танец и сценическое действие и сам сюжет взят из балийской легенды или истории, то театр этот являет собой настоящее произведение искусства. Легенда и история здесь чаще всего тесно переплетены. Особенно это касается спектаклей «Баронг», танцевальной драмы, которую сегодня ежедневно в утренние часы можно видеть на многих площадях острова и которая раньше, исполняемая в другой форме; имела чисто ритуальный характер. В образах Баронга и Рангды олицетворяются две главные противоположности — добро и зло. Таким образом, театр является здесь символическим отображением жизни.