24 марта в десяти местах острова произошло принесение в жертву быков. Подобное за последние несколько столетий ни разу не совершалось во время церемонии «пенгелем», смысл которой в очищении пяти различаемых балийцами первоэлементов — земли, воды, огня, воздуха и эфира.
Когда двумя неделями раньше над островом пронеслись страшные бури и море затопило деревни и дороги, многие балийцы были уверены, что Эка Даса Рудра, отмечаемый в 1979 году, вновь принесет несчастье, как это. уже было в 1963 году. Причину они видели в том, что Бали поглотили туризм и торговые дела и он уже не живет в ритме, предопределенном ему богами, а потому должен чувствовать их гнев. Однако вера балийца в благотворное влияние жертвоприношений столь велика, что он связывает свою единственную надежду на спасение от гнева с традиционным принесением в жертву быка на празднике Эка Даса Рудры.
Четыре быка соответствуют четырем странам света, уходящим в окружающие Бали моря, еще четыре — четырем озерам острова — Батуру, Братану, Буяну и Тамблингану. Кроме того, впервые предусмотрено принесение в жертву быков на краю кратеров Гунунг Агунга и Гунунг Батура. Вероятно, таким образом надеялись смягчить так страшно проявившуюся в 1963 году могучую силу бога вулканов всеобъемлющего Шивы и удовлетворить голод Дурги с помощью этих важнейших жертвоприношений.
Одновременно преследовалась цель с помощью десяти церемоний-нгеед очистить море, страну, озера, горы и небо — иными словами, все сущее, как его понимает балиец, и тем самым создать благоприятные условия для дальнейших жертвоприношений, прежде всего для большой церемонии очищения и освящения, которая 28 марта должна была собрать в Бесаких у подножия Гунунг Агунга почти всех балийцев.
В противоположность большому жертвоприношению животных 27 марта, которое открывает основную церемонию Эка Даса Рудры, десятикратное принесение в жертву быков — некровавое жертвоприношение. Быкам привязывают к ногам камни и живыми предают водам моря и озер.
Особенно сложна процедура жертвоприношения богу вулканов. Предназначенных для этого быков поднимают по узким, крутым тропам к краю кратера и после молитв, других жертвоприношений и окропления святой водой сбрасывают в кратер, чтобы умиротворить грозную, клокочущую внизу стихию и удержать ее от разрушительных действий.
Большая процессия
24 марта 1979 года, когда на Бали происходило это страшное жертвоприношение, из Бесаких в трехдневный путь к морю (а затем и обратно) отправилась большая процессия.
Уже за два дня до ее старта жрецы храма вместе со своими помощниками начали одевать хранящиеся в Бесаких символы богов и готовить предметы ритуала к процессии, в которой вещам воздавались почести, как живым богам. Ведь одиннадцать богов, управляющих Эка Даca Рудрой, согласно вере балийцев, находятся как раз в этих символах, и в их честь намечена самая большая процессия из всех когда-либо существовавших на Бали.
Целью церемонии, связанной с этой единственной в своем роде процессией, называемой «меласти» или «мелис», является ритуальное очищение предметов, с которыми боги во время своего пребывания на земле вступят в соприкосновение. Наряду с этой церемонией проходит еще одна — «пекелем», при которой зачерпывают морскую воду и приносят ее в Бесаких в освященном бамбуковом сосуде «суджанге». Эта морская вода, «тиртха амерта», считается сущностью жизни и вместе с тиртхой из священных ключей, горных ручьев и озер — важнейшим элементом, обеспечивающим удачный исход Эка Даса Рудры. Создается впечатление, что в этом ритуале находит отражение магическое, идущее из глубины веков знание о значении морской воды для происхождения жизни вообще.
Утром 24 марта процессия с символами богов отправилась в путь к местечку Клоток, расположенному в 30 километрах от Бесаких на юго-восточном побережье Бали, вблизи Клункунга. Носильщики несли священные молельни, часть из которых была украшена деревянными куклами, а часть — головами змея Нага и символами мифической птицы Гаруды. Высший бог находился в ничем не украшенной, обернутой белой материей молельне. Над каждым из символов богов держали священные зонты. Несколько гамеланов сопровождали глухой, умиротворяющей демонов музыкой растянувшуюся процессию, к которой в деревнях присоединялись все новые и новые группы людей.
Вдоль всего пути на расстоянии 20–30 метров от дороги, как принято на Бали, стояли уже известные нам пенджоры — богато украшенные высокие бамбуковые шесты — символы плодородия и изображения Гунунг Агунга, которые вместе с жертвоприношениями должны были приветствовать высоких богов. Лежащие у их основания продукты, принесенные в жертву участниками процессии, предназначались для них же, чтобы они могли подкрепиться в дороге.
Час за часом все удлиняющаяся колонна сквозь пальмовые рощи и рисовые террасы Восточного Бали продвигалась к побережью. На небе ни облачка, солнце безжалостно жгло людей, несущих тяжелые паланкины, флаги, священные зонты и инструменты. Неделю уже не было обычных в это время года ливней, которые хоть как-то освежают воздух. Кажется, прошедшие до этого ливни смыли все серые краски с декорации, и она стала теперь сияющим фоном чего-то единственного и неповторимого, проходящего перед глазами как сказка или чудесный сон. Трудно связать воедино переполненные улицы, пульсирующую, особенно активную здесь, на юге, современную балийскую жизнь, которую на первый взгляд вряд ли отличишь от жизни юга Европы, с этим расцвеченным чудесными красками миражем, который вдруг появился среди мотоциклов и автомобилей и, как нечто само собой разумеющееся, отодвинул в сторону все реалии современности. Во всем, что здесь происходило, проявлялся закон своеобразной субординации, существующий в балийской жизни.
— Почему мой мотоцикл, — сказал один молодой балиец, — должен разрушать мою веру? Будет ли у меня завтра мотоцикл, я не знаю. Боги же вечны. Без них нет жизни.
Все, что ни делают в долгие дни подготовки к празднику — плывут ли с предназначенными к жертвоприношению быками на середину озера или в открытое море жрецы, проделывают ли долгий путь к кратерам вулканов процессии, сооружают ли в поте лица временный храм из бамбука у подножия Бесаких люди, — все служит выражением наивного откровения: «Боги вечны. Без них нет жизни».
Поскольку балиец знает, что жизнь на его острове, которому постоянно угрожают стихийные бедствия, всегда находится в опасности, он делает все от него зависящее, чтобы преодолеть эту неуравновешенность сил, угрожающее превосходство зла и добиться согласия и равновесия между богами и демонами, между силами природы и порядком, между добром и злом, что означает также — между человеком и человеком.
В единстве со своими богами, которых они несут к морю на роскошно украшенных паланкинах, балийцы чувствуют себя защищенными и сильными. Лишь когда природа, заключающая в себе многообразные силы, полностью предоставлена самой себе, несчастья нельзя удержать. Каждая процессия, каждый обряд жертвоприношения, каждое благословение, каждый процесс священного очищения — это маленький вклад в дело примирения сил, который повышает шансы человека на то, чтобы прожить, не зная горя и печали, и мирно умереть.
Лишь когда балиец остается наедине с самим собой, он чувствует себя несчастным. Когда он со своими богами, он уже не один. Поэтому балийцы никогда не устают от праздников и обрядов жертвоприношений. Они гарантируют приход богов на землю, во время которого можно чувствовать себя защищенным. Этим и объясняется живое участие жителей деревень в процессии. Чтобы быть довольным и счастливым, балийцу достаточно увидеть процессию, увидеть символы богов и с помощью жертвоприношения, пусть даже малого, заполучить их благожелательность.
В тот день церемонию очищения на побережье у Клотока предполагалось провести до наступления темноты, однако, поскольку подготовительные ритуалы затянулись, процессия вышла из Бесаких на два часа позже, около 10 часов, так что, когда, преодолев под палящими лучами солнца 30 километров, она наконец добралась до побережья, тьма уже спустилась, и время церемонии очищения пришлось сократить, ибо боги должны прибыть в храм Пура Панатаран Агунг в Клунгкунге незадолго до полуночи. Храм этот стоит на берегу моря под тысячелетними деревьями, в месте, которое, по мнению балийцев, достойно приюта богов. Храм очень старый, и лишь богатое убранство ветвями и цветами отвлекает внимание от его ветхости. Именно ветхое, несовершенное, отражающее извечный ход жизни, наиболее приемлемо как для балийца, так и для его богов и обнажает в своем постоянном изменении то, что житель Бали воспринимает как самый большой жизненный импульс — попытку сглаживания противоречий между вчерашним и сегодняшним днем, между добром и злом, между противодействующими силами, между жизнью и смертью.