Выбрать главу

Балийцы не допускают мысли, что можно строить на века, а идея возведения самому себе, как личности, памятника кажется им дикой. Протяженность времени балийцы ощущают в постоянном повторении одного и того же, что на самом деле вовсе не является в точности одним и тем же.

Недалеко от Пура Панатаран Агунга живут последние потомки князей Клунгкунга. Как и сопровождавший пас принц Бангли, они не имеют больше никакой власти, их состояние растаяло, однако в своем собственном сознании и в представлении народа они остаются представителями определенного политического порядка, который еще и сегодня выразительно демонстрируется брахманами в подобные праздничные дни.

При этом все, что составляет Эка Даса Рудру и другие большие праздники, не передает сущности празднества. Здесь нет ни точно установленного распорядка, ни ослепительного великолепия. Нет и людей, которые выпячивали бы себя на первый план. Даже самые высокие священнослужители в своих великолепных черных и красных тиарах сидят в низких молельнях, так что их едва видно окружающим, и тихо ведут свое богослужение, являя собой образец скромности. Их помощники в белых одеждах хотя и выглядят намного импозантнее, но подчеркивают, что все делается ими во имя священного обряда. Они полностью погружены в собственные мысли, их действия сконцентрированы только на богах.

Ночь в храме Клунгкунга длится недолго, а с рассветом процессия вновь отправляется в путь, чтобы преодолеть следующий, на этот раз сравнительно короткий путь, ведущий в горы к маленькому, внешне ничем не примечательному, но тем не менее очень важному храму, служащему местом пребывания богов, — Пура Табола в Сидемене.

В отличие от старого княжеского города Клунгкунга с его прекрасным водным дворцом и знаменитым залом суда, где впечатляющие картины изображают преступления и способы наказания, Сидемен — это маленькая деревня, ничем не отличающаяся от тысяч других. Древняя связь местечка с общебалийским храмом Бесаких предоставила ему особую честь принимать на одну ночь одиннадцать богов в своем расположенном на краю деревни храме.

Уже около полудня 25 марта мы добрались до Сидемена. Впереди несли старые флаги. Процессия с богами и символами, сопровождаемая отгоняющими демонов звуками гамелана, спустилась через рисовые террасы по боковой улице к храму, куда затем под приветственную музыку и ведийские гимны торжественно внесли богов.

В молельнях точно определены места богов. После того как носильщики паланкинов поднялись по крутой лестнице к храмовому двору, встречающие жрецы подвели их к подготовленным для отдыха богов местам, на которые они осторожно опустили свой священный груз, строго соблюдая порядок ритуала.

Гамелан играл непрерывно, поскольку его музыка, по представлениям балийцев, ласкает ухо богов. Исполняемые одним из жрецов приветственные гимны также способствовали хорошему самочувствию богов и тем самым, разумеется, их ожидаемой благосклонности к людям. Множество женщин и девушек из Сидемена и его окрестностей пришли сюда с жертвоприношениями почтить богов. Они толпятся вокруг молелен, в которых боги проведут ночь, и поют приветственные гимны.

Поскольку в дни Эка Даса Рудры стояла исключительная жара и задержка в первый день чуть было не привела к срыву намеченного хода процессии и тем самым всего праздника, на этот раз жрецы долго не задерживались в Сидемене и уже в час ночи отправились вместе с символами богов назад, в Бесаких.

Подобно ночным призракам, люди в сопровождении звуков гамелана совершали последний этап долгого пути. Здесь, в горах Бали, дороги не освещены. Многие деревни еще живут без электричества. Лишь отблеск керосиновой лампы вспыхивал на лицах носильщиков и на золотых украшениях паланкинов. Приближалось новолуние, а пока местность, несмотря на сияющее звездное небо с его Южным Крестом, тонула во тьме, что усиливало страхи балийца перед ночными опасностями. Наверное, поэтому участники пели заклинания против демонов, угрожающих всему хорошему и предпочитающих действовать в темные, безлунные ночи. Но балийцев в пути защищали качающиеся на ветру пенджоры, сопровождавшие процессию на всем ее пути.

Первые лучи солнца заиграли на затянутом дымкой силуэте Гунунг Агунга, который давно уже был виден, однако каждый балиец знает, что эта близость горы богов — оптический обман. На самом деле до храма Бесаких оставалось не менее трех часов ходу. Извивающийся змеей серпантин дороги то поднимался, то опускался. Первые паломники назвали этот последний отрезок пути к общебалийскому храму преисподней, ибо измученным людям кажется, что ему не будет конца.

Но вот открылась знакомая картина — большие ворота и башня-меру с черной крышей, освещенная светом с противоположной, восточной стороны острова, над которой возвышается священная гора.

Когда процессия прибыла в святая святых Бесаких, богов под пение и звуки гамелана отнесли на свои места, где они как повелители и одновременно гости людей будут находиться во время праздника.

Большое кровавое жертвоприношение в Бесаких

Не перестает удивлять живущая на Бали и сегодня вера человека в живых, но невидимых богов, которые время от времени приходят к людям и находятся среди них, что хоть и нельзя узреть, но можно ощутить. Вероятно, человек желает этого соединения с невидимыми силами, чтобы справиться с невзгодами своего существования. Исходя из подобного представления и следует рассматривать балийский пантеон и его тесное переплетение с человеческим миром во всех формах проявления. Боги Бали — это грани надежды; демоны Бали — грани страха.

27 и 28 марта 1979 года отчетливо проявилось то, что означает для балийца противостояние двух миров, которое он пытается как-то сгладить средствами своей религии. Эка Даса Рудра — одно из таких средств, попытка примирить между собой прошлое и настоящее, смерть и жизнь, страх и надежду и таким путем сделать существование более легким, более приятным и, возможно, более счастливым.

Пути, которые выбирает преданный своей вере балиец, нам непонятны и кажутся даже пугающими. В любом случае они последовательны и свидетельствуют о неумолимой логике в оценке трансцендентных взаимосвязей, проявляющихся не только в индуизме, но и в буддизме. Человек поставлен здесь в систему соотносимых понятий, от которой он не может отойти даже в случае смерти, служащей выходом из одной формы существования и переходом в другую, определяемую предыдущей жизнью.

Неизбежность — одна из сторон балийской жизни. Однако в отличие от ислама, который полностью смиряется с неизбежностью, определяемой словом «кисмет» («судьба», «предопределение»), здесь как для отдельного человека, так и для общины признается возможность постоянно влиять земными человеческими действиями на внеземную сферу. Так возникла схема индо-балийской веры. Ома базируется на нескольких основных образцах поведения, которым подчинено балийское существование во всех его формах проявления.

Наша жизнь состоит из жертвоприношений и благословений. Этому круговороту мы посвятили себя, так утром 27 марта 1979 года, сформулировал философию, балийской веры один брахман, объясняя нам, европейцам, наиболее трудное для нашего понимания событие Эка Даса Рудры. Жертвоприношения и благословения, иными словами, готовность отдать и принять — вот кредо балийской жизни.

Тот, кто родился, рожден заново под влиянием своей предыдущей жизни. Представление о некоем спасителе, как учит христианство, не относится к балийской картине мира. Спасения как такового здесь не существует. Не находит места в балийской религии и мысль о буддийской нирване. Здесь имеются лишь пути вверх и вниз, путь на небеса богов и путь в низшее, животное состояние, подняться из которого и родиться заново человеком можно с большим трудом. Но такая возможность имеется, существования без всякой надежды нет. Не исключено, что эта мысль легла в основу ритуала принесения в жертву животных. Этот суровый ритуал, свидетелями которого мы стали 27 марта, берет свое начало в доиндуистской истории острова. Жертвоприношение, как объяснили нам, делается с одной целью: дать приносимому в жертву животному возможность родиться заново, и на этот раз человеком.