Несмотря на все наблюдаемые в Джакарте тенденции к индустриализации, которые, однако, претворяются в жизнь не слишком быстро, эта картина и в дальнейшем будет определять ландшафт Явы и Бали: интенсивное рисоводство по-прежнему остается основой жизни островов. Оно, по всей видимости, будет развиваться и дальше, перейдет на другие острова, если страна захочет стать независимой от импорта, хотя думать об этом еще слишком рано.
С шестидесятых годов Индонезия получает от США ежегодно свыше 600 тысяч тонн риса практически даром. Это своеобразный жест, признающий ее военно-политическое участие в мероприятиях по сохранению приблизительного равновесия сил в Юго-Восточной Азии, к чему стремятся американцы после окончания войны во Вьетнаме. Значительную часть импортного риса правительство Индонезии использует для выдачи все еще низкооплачиваемым учителям и мелким служащим страны, а также для снабжения своей огромной армии и могущественного полицейского аппарата, для которых не нужно брать продовольствие из собственных запасов: его и без того не хватает.
Таким образом, обеспечение продовольствием населения как на Яве, так и на Бали весьма скудное. И сейчас даже еще возможны ограниченные зоны голода, периодически возникающие то в одном, то в другом месте из-за плохих дорог, затрудняющих быструю доставку продовольствия. Не обеспечиваются и другие меры по ликвидации голода, в чем повинна индонезийская бюрократия, не обладающая достаточной гибкостью.
Так, летом 1977 года в восточных районах Бали вследствие продолжительной засухи возникли трудности со снабжением, вызвавшие в отдаленных деревнях голод, продолжавшийся несколько недель. Склады риса опустели, а помощь пришла слишком поздно.
Если сегодня проехать по широким автострадам Явы от Джакарты на юг или на восток, то транспорт ных проблем, разумеется, ше заметишь. Однако подобных автострад очень мало, множество деревень расположено в стороне от них, и до них трудно добраться даже на джипе. Так же трудно достичь многие памятники яванской культуры, наиболее древние из которых относятся к VII–VIII столетиям. В поисках таких строений мы то и дело попадали на дорогу, где возникали трудноразрешимые для водителя задачи, поэтому зачастую нам приходилось продолжать путь в прошлое Явы пешком.
Является ли Ява колыбелью человечества!
Останки одного из древнейших типов человека, обнаруженные между Явой и Бали, можно увидеть в музее — правда, не в Индонезии. Речь идет об окаменевших костях, которые нашедший их исследователь Эжен Дюбуа привез с собой в Голландию. Обломок нижней челюсти, правый верхний коренной зуб, бедренная кость и черепная крышка являются сегодня экспонатами Этнографического музея в Лейдене.
Наряду с черепной крышкой так называемого пекинского человека, или синантропа, и найденной в Мауэре недалеко от Гейдельберг нижней челюстью так называемого ископаемого гейдельбергского человека эти предметы являются наиболее впечатляющими находками древнейшей истории человека. Недавно, в 1949 и 1954 годах, к ним присоединились окаменелости из археологических раскопок Южной и Северной Африки.
Обнаруженные около реки Соло ископаемые останки в отличие от большинства доисторических находок явились результатом планомерных поисков, в основе которых лежала смелая, но давно уже опровергнутая теория известного немецкого естествоиспытателя Эрнста Геккеля.
Проводя свои исследования по истории, опирающиеся на учение Дарвина о происхождении видов, Геккель обратил внимание на то, что поведение живущих на Яве и других островах Индонезии бесхвостых гиббонов несколько напоминает поведение человека. С безапелляционностью, свойственной жаждущим открытий ученым, он сделал из этого вывод, что колыбелью человечества может быть тот регион земли, где еще сегодня живут гиббоны.
И хотя этот вывод представляется весьма неубедительным, молодой голландский студент, врач Эжен Дюбуа (1858–1940), который слушал Геккеля в Йене, был так загипнотизирован этой теорией, что не успокоился, пока не добился того, чтобы его приняли в колониальную армию, благодаря чему он приблизился к своей желанной цели — Индонезии.
Геккель, у которого было подготовлено название для еще не найденного, но уже детально описанного общего предка человека и гиббона — питекантропа (Pithecanthropus alalus), пришел в восторг, когда в 1889 году Дюбуа отправился на поиски призрака, которого он сам наделил такими конкретными чертами.
Большинство же немецких естествоиспытателей, в том числе и Рудольф Вирхов, считали, что идею Геккеля — найти на простирающихся на многие тысячи километров островах пару костей, которые подтвердили бы справедливость его теории, — нельзя принимать всерьез.
Вначале Дюбуа проводил раскопки на Суматре, но они не дали никаких результатов. Затем он перешел в центральный район Явы, где вскоре недалеко от Тринила у реки Соло и обнаружил доисторические кости.
В сентябре 1891 года его внимание привлекла еще одна находка — правый верхний коренной зуб. Получив отнюдь не доказательство, а лишь основание для предположений, Дюбуа делает вывод, что этот зуб принадлежит питекантропу, следы которого он ищет. Одержимый идеей, он тщательно обследует крутые берега реки Соло. К этой работе, которая длилась многие месяцы, были привлечены сотни местных жителей — и все из-за одного-единственного зуба.
Наиболее значительный успех пришел уже через четыре недели. Была найдена черепная крышка, которая по праву вдохнула жизнь, хотя и давно окаменелую, в название, придуманное Геккелем, — Pithecanthropus. Правда, черепная крышка не имела ничего общего с древним гиббоном, тем не менее Геккель в пику Вирхову выступил с торжествующими словами: «Удача Эжена Дюбуа, нашедшего ископаемого Pithecanthropus erectus, дала нам в руки окаменелые кости того самого обезьяночеловека — питекантропа, которого я гипотетически сконструировал. Для антропологии эта находка имеет большее значение, чем превозносимое до небес открытие рентгеновских лучей для физики».
Однако, даже осмотрев находку в Лейдене, Вирхов не расстался со своими сомнениями. Сам же Геккель так и не увидел ископаемые останки, которые, казалось, подтвердили правильность его предположения. Но хотя исходный тезис теории Геккеля, основывающийся на том, что гиббон является предком человека, так же как и сделанный из этого вывод, что Индонезия — колыбель человечества, оказался неверным, его смелые гипотезы пробудили интерес к раскопкам, неоценимым образом обогатившим наши знания о древней истории человека и роли Индонезии в истории заселения земли.
По непонятным причинам Дюбуа не захотел сообщить, при каких обстоятельствах была сделана находка, поэтому ученым пришлось ждать еще десятилетия для ее научного подтверждения. Новые находки палеонтолога Густава фон Кёнигсвальда, который производил раскопки также в центральной части Явы, подтвердили находки Дюбуа, но внесли при этом изменения в их временную классификацию. Те окаменелости, которые Дюбуа относил к третичному периоду, считая, что им не меньше десяти миллионов лет, были с большой степенью вероятности отнесены к среднему плейстоцену, ледниковому периоду, начавшемуся миллион лет тому назад.
На основании изучения фауны, относящейся к этому периоду, фон Кёнигсвальд сделал вывод, что тогда в индийском и китайском регионах образовались формы первобытного человека, которые встретились на Яве.
Четырехгранный топор —
древнейшее свидетельство переселения в Индонезию
Недалеко от Начитана (южная часть Центральной Явы), на склонах реки Баксока, было найдено 2500 предметов из обломков туфа — в основном скребки ирежущие инструменты, а также 150 каменных орудий. Эта богатая находка доисторического происхождения, несомненно, относится к палеолиту. Грубообтесанные ручные рубила при более внимательном рассмотрении лишь незначительно отличаются от аналогичных рубил, собранных в юго-восточной части Азиатского материка, например в долине реки Иравади в Бирме.