— Особо нечего.
— Ну, так не бывает!
— Бывает.
— А про семью?
Люстра над столиком моргнула, по тёмной жидкости в бокалах побежали круги. Малик на это не обратил внимания. Ави отвернулся.
На улице мелкие снежинки превращались в мокрые хлопья, прилипавшие к тёплому окну бара и таявшие: они оставляли длинные водяные разводы. Едва была видна трамвайная остановка: новенькая, странно выглядящая среди фасадов прошлых столетий. Под её укрытие спешили немногочисленные прохожие.
Отродясь не возникало желания обсуждать эту тему, но теперь оно откуда-то взялось. Наверное, так нормальные и ведут себя с друзьями: говорят по душам?
— Мои родители погибли.
— Ох… извини.
— Да не за что извиняться. Это было давно. Автокатастрофа. Так что вырос я в Црвениграде.
— А я думал, ты местный.
— Мы жили около Сараево. Там много еврейских местечек.
— А здесь, выходит, родственники?
— Все родственники в Боснии. Но я их с тех пор не видел, сколько уже… лет десять, получается. Даже адресов и телефонов не знаю.
— Тогда как ты попал в Црвениград?
— Сначала отправили к Сёстрам матери Терезы в Пиринию, но я там… не задержался.
Едва католические монахини столкнулись с проявлением сил, как пребывание Ави под их тёплой опекой стало невозможным. Чуть до обряда экзорцизма не дошло. Тогда он и сделал вывод: лучше не отсвечивать.
— В общем, перевели в столичный военизированный приют для мальчиков. Дерьмовое место. А уже оттуда — сразу в универ. Теперь ты понимаешь, почему с девчонками я общаться… немного не привык.
— То есть получается… родственники тебя не приняли?
Ави только поднял бокал, предложив выпить. Малик возражать не стал, зато подмигнул:
— А что до девочек, это мы исправим! Кстати, а почему биофак? Чего на переводчика не пошёл? Вон как шпаришь: английский, немецкий, русский! Или в армию?
Ави сам толком не знал ответа на этот вопрос. Понятное дело, что армия в Балканской республике — это лучший шанс для каждого, кому по жизни не очень повезло. Народ и государство ценили военных одинаково высоко. Тут и образование, и жильё, и другие возможности — однако Ави никогда не мог представить себя в мундире.
Дальше болтали совсем ни о чём, пока не решили, что выпили достаточно.
— В общагу?
— Или прямо сейчас туда, или уже до утра не возвращаться.
— Тогда идём!
Хоть Ави не бедствовал, тратиться на такси не хотелось. Лучше в метро: станция неподалёку, а субботним вечером все едут в центр — поезда на окраину почти пустые. Пара бокалов приятно расслабила, от беседы и вовсе стало неожиданно легко на душе.
Друзья пересекли трамвайные пути, обошли площадь с памятником жертвам Братоубийственной войны середины ХХ века, а оттуда до станции «Улица Маринковича» оставалось полсотни метров. Возле вестибюля, выстроенного в стиле классицизма, было многолюдно: тусовщики прибывали к пешеходной улице, полной клубов, баров и кальянных.
Прямо у тяжёлых деревянных дверей Ави с Маликом преградили путь.
— Добрый вечер, панове.
Полицейский с лицом и акцентом типично сербихрвата дежурно козырнул: учтивости в его фразе не чувствовалось, она вышла совершенно холодно-казённой.
— Будьте любезны, документы.
Ави потянулся к внутреннему карману, но сержант отмахнулся и ткнул пальцем в Малика, едва увидел корочку паспорта. Документы на месте — и ладно, а вот явно похожий на мусульманина интересовал полицейского куда сильнее.
— Нет, вы.
Странное дело, если честно. Что у смуглых проверяют документы — понятное дело, но то обычно в злачных районах. Не в центре. Да и с чего вдруг полицейский прицепился именно к Ави с Маликом, когда у метро было полно людей куда более нетрезвых и ведущих себя шумно — поди пойми.
— Сейчас-сейчас…
Малик то ли специально тянул время в пику полицейскому, то ли правда нашёл паспорт не сразу, но предъявить его всё равно не успел.
Ави будто не услышал самого взрыва — в ушах остался только оглушительный звон. От вспышки сильно зарябило в глазах, тротуар под ногами содрогнулся. Тяжёлая дверь вестибюля сорвалась с петель, пронеслась мимо и сшибла полицейского, размазав его по гранитной плитке. Из метро на улицу повалил густой дым. Криков Ави, вдруг обнаруживший себя упавшим, расслышать не мог: видел только перекошенные лица, мелькающие среди калейдоскопа ярких мушек перед глазами, смешавшихся с отблесками осколков стекла.
Малик тормошил Ави, пытался помочь подняться. О, это значит — Малик жив и более-менее цел. Тёмные силуэты сновали вокруг с фантасмагорическом беспорядке, сквозь гул в ушах пробилась какофония визгов сигнализаций.