— Если б я знал… Хашиму могли стукануть либо чеченцы, либо мой подельник. Оба варианта равноценны.
— Однако деньги у диверсов. Какой смысл продолжать операцию?
— Помимо денег «Змее» нужна база. Выбить нас отсюда в открытую нельзя. Иначе он поссорится со Штатами, и те быстро заменят его на более послушного командира. А так у него все козыри на руках — и деньги получил, и базу. Нас он спишет на боевые потери, мол, когда его люди сюда прибыли, мы уже были перебиты. Потому для него так важно, чтобы мы просили о помощи. Чистеньким хочет выйти. Эта сволочь давно так действует. Я знаю как минимум три подобных случая. И всякий раз Тачи подминал под себя очередной район.
— А твои друзья в Америке не в курсе?
— Им то что! «Змея» выполняет свою работу, договоренностей со Штатами не нарушает, а методы ни ЦРУ, ни Госдеп не волнуют. Вот если б доказать, что диверсы — люди Тачи, тогда другое дело. Его бы в шесть секунд задавили.
— Так сообщи…
— Легко сказать. А где доказательства? Чтобы выступить против Хашима, нужен хоть один живой диверсант. А я пока не вижу способа взять пленного.
— Пятый этаж свободен. Вентиляция там не заварена, — предложил взводный. — Давай на живца. Посадим туда пару-тройку ребят, а сами разместим в вертикальных колодцах на шестом по килограмму пластида. Только их попытаются убрать, мы подорвем заряды.
— Интересная мысль. А как наблюдать?
— Снимем одну камеру с входа. Пусть ребята поизображают активность, начнут перетаскивать оборудование. Вроде как мы решили смыться.
— А те клюнут?
— Должны, — взводный вытряс из лежащей на столе пачки сигарету. — По крайней мере заинтересуются, что происходит. Как только на мониторе увидим хотя бы одного диверса, рвем заряды и пускаем в отсек газ.
— План хорош. Думаю, сработает. «Си-Эса»[50] у нас хватит. Кто будет действовать на захвате?
— Только «старики». Молодняк пусть тащит службу подальше оттуда. Если у нас и есть агент Хашима, то он среди молодых.
— Согласен, — Ясхар позволил себе улыбнуться. — Ты еще что то хотел?
— Да. Мне бы позвонить родственникам в Пешкопию. Если мы с тобой смываемся, то надо иметь местечко, где переждать.
— Родственники надежные?
— Если нет, то можешь меня убить.
— Так и будет, — пообещал Ясхар. — Не возражаю. Возьми трубку. Но только один звонок, и покороче. Если твой разговор перехватят, все сорвется…
— Не дергайся. Я буду говорить с братом и назову место, которое знаем только мы двое. Посторонний ничего не поймет.
— Хорошо, иди. Как отзвонишься, начинай размещать людей. Я подойду через часок.
— Договорились.
Ясхар запер за взводным дверь, вытащил из сейфа документы и принялся жечь их в огромной хрустальной пепельнице. Листок за листком, разминая пепел ложкой и следя, чтобы не осталось ни одного целого обрывка.
Раз в пять минут он вытрясал пепельницу в унитаз и спускал воду…
Молодой албанец прошел до пятого этажа, прикрикнул на суетящихся бойцов и по винтовой лестнице, ключ от которой имели только он и Ясхар, поднялся на замаскированную смотровую площадку.
Позвонив брату и дав ему краткие, но понятные указания, он вернулся в коридор, запер за собой дверь, сделал шаг к ступеням — и наткнулся взглядом на неподвижную фигуру у противоположной стены.
Взводный с ужасом осознал, что не успевает вытащить пистолет, что никто не подумал о вентиляции в этом блоке, что темная фигура не принадлежит никому из его бойцов, что…
Его ладонь все же нырнула к кобуре, но противник действовал быстрее. Диверсант сделал стремительное движение, будто раздавал карты, и взводный почувствовал жуткую боль в горле, потом в носу, потом что то разорвало ему левый глаз, и он хрипящей беспомощной куклой впечатался в бетонную стену.
Иван Вознесенский бросил куртку на столик возле зеркала, снял ботинки и в носках прошел на кухню. Подхватил чайник, из горлышка выпил пол-литра воды, грохнул посудину на плиту и уселся на табуретку, сцепив перед собой руки.
Его жена понимающе вздохнула и уселась напротив, готовая выслушать взбешенного мужа.
— Что на этот раз?
— Обнаглели до предела, — Иван стукнул сжатыми кулаками по столешнице. — Заявляют, что охрана не подлежит разглашению. На запросы МИДа им наплевать, со следователем они вообще говорить отказываются, я, по их мнению, сам во всем виноват, якобы дрался три раза и каждый раз с новыми людьми… Омоновцы нас разняли и забрали меня в отделение…
— Подожди, не части. Давай по порядку. Что такое «охрана не подлежит разглашению»? По-моему, это не по русски.
— Действительно, — Вознесенский подпер щеку, — это я процитировал фразу из письменного ответа консула… Короче, список охранников америкосы не дают и давать не собираются. Госдепартамент просьбу МИДа не удовлетворил. Точка.
— Как же так? — Ирина растерянно посмотрела на мужа. — Они же граждане нашей страны…
— Оказывается, не совсем, — со злостью бросил Иван. — Когда дело касается работы в консульстве, то США оставляют за собой право самим решать, давать сведения или нет. Вроде как это внутреннее дело Америки. И нам с нашим свиным рылом путь в их вотчину заказан.
— А что говорит следователь?
— Ничего конкретного. Нудит о том, что у нее нет достаточных оснований не верить американцам… Я ей попытался объяснить, что уголовное дело и есть такое основание, но она стоит на своем. Даже свидетелей не опросила.
— Думаю, и не опросит.
— Наверное. Прав был Димон, ничего тут по закону не сделать. Для охранников консульская защита, как броня. А ментов не сдадут свои же. Они за честь мундира до конца бьются, им легче меня посадить, чем признать, что их сотрудники совершили преступление.
— Я тебе не позволю заниматься собственным расследованием. И Диме скажу, чтоб не лез. А то он со своими дружбанами еще кого-нибудь из охранников поймает, в лес вывезет и пытать начнет. Подозрения тут же падут на тебя.
— Да не будет Димон никого пытать! У него своих забот хватает. Так, если только посоветует мне чего…
— Знаю я его советы! Особенно последний — если вы хотите быстро получить нужную информацию, положите испытуемого на стол, поставьте ему утюг на живот, в рот суньте кипятильник, а в задницу паяльник. И воткните тройник в розетку, — процитировала Ирина. — У него все советы аналогичные.
— У человека живой ум, — хмыкнул Иван. — И он не виноват, что по-другому не получается. Между прочим, Димон просто треплется, никому он никаких паяльников не вставлял. А ты веришь…
— Я перестраховываюсь, — смутилась жена. — Ты есть-то будешь?
— Пока не хочу. Вот от чая не откажусь.
— Когда ты в следующий раз придешь такой взвинченный? — Ирина зажгла конфорку и пустила воду.
— Недели через две, когда опять с этой дурой пообщаюсь.
— Не бросишь?
— Нет уж! — Вознесенский сходил в прихожую за тапочками. — Пусть не надеются! Если эти скоты решили, что им в нашей стране все можно, то я их разубежу.
— Да, кстати, — вспомнила супруга, — тебе из Белграда звонили.
— Кто?
— По моему, Боянич… Я записала в блокноте у телефона.
— Ого! Здорово. Сто лет его не слышал.
— Это тот молодой парень, с которым ты познакомился в Кралево?
— Ну. Он ничего не передавал?
— Нет. Только сказал, что перезвонит…
— Ах да, он же плохо русский знает. Я и забыл. Когда перезвонит, не говорил?
— Очень плохо было слышно. Сплошные помехи. Я едва успела расслышать фамилию.
— Удивительно еще, что связь до сих пор действует, — кивнул Иван. — Ладно, в ближайшие дни я все равно дома сижу, так что дозвонится…
О винтовой лестнице, прорезающей насквозь все семь этажей, большинство бойцов и не подозревали. Это был особый, резервный выход, предназначенный только для командного состава базы. С гибелью двух взводных из трех число знающих о тайном проходе сократилось. Теперь только Ясхару и самому молодому младшему командиру было известно о потайном ходе.