...Мирча, бастард Влада Дракула, скакал на неоседланном коне прочь от Тырговиште. С ним было девять человек, включая старого Батю. Остальных перебили боярские гайдуки. Хромого кастеляна Ворону, который оборонялся на лестнице своей Водяной башни, из окна этой же башни и выбросили живым.
Куда податься, Мирча не знал. Он понимал, что остальные надеются на него, как-никак, наследник господаря... Тем более по пятам гнались боярские прихвостни.
— Настигают, господин! — крикнул сокольничий отца, серб Зоран.
Мирча оглянулся — в самом деле, взмыленные кони преследователей оказались совсем рядом. Из луков и арбалетов заговорщики не стреляли, наверное, хотели взять живьем, чтобы вдоволь потешиться. Впереди скакал Беспалый Траян, рядом с ним — двое его сыновей, Костин и Рипан. Мирча помнил их еще совсем маленькими, они вместе играли, вместе ловили раков в реке под берегом, вместе боялись привидения, живущего в развалинах старого дома в лесу...
Сдаться?
Но остальных убьют. А его, Мирчу Дракула, названного в честь храброго деда, запомнят как предателя-бастарда, труса, выступившего против собственного отца. Хуже подлеца Хуньяди.
Впереди замаячил холм, поросший редким лесом. Говорили, что это древний курган, под которым похоронены воины-великаны из незапамятных времен. Хорошее место, чтобы лечь рядом с ними, подумал Мирча и позвал своих:
— Давайте на холм! Сверху легче атаку отбивать, может, что и выйдет!
Лошадей пришлось оставить — они поскальзывались, не могли взобраться по крутизне. Мирча на прощание шлепнул по крупу своего гнедого, и тот резво поскакал обратно к Тырговиште. Бог даст, хорошему хозяину попадет в руки.
Беглецы вскарабкались на холм, двое втащили под руки запыхавшегося Батю. На самом верху торчал острый камень в человеческий рост, напоминающий клык.
— Спиной к камню! — скомандовал Мирча, доставая свой меч. — Умрем достойно, братья!
Преследователи уже спешились и тоже карабкались по склону, поросшему высокой пахучей травой и полевыми цветами. Сокольничий Зоран раскрутил пращу, камень врезался в лоб одного из гайдуков, и тот покатился вниз, крича и ругаясь. Второй камень выбил еще одного, кривоногого хорвата, но остальные неумолимо приближались. Мирча сделал шаг вперед и схватился с Рипаном. Сын Беспалого хрипел и скалил зубы, но боец он был так себе. Ударом тяжелого меча Мирча срубил его саблю у самого эфеса, а вторым движением проткнул насквозь там, где печень. Рипан упал, обливаясь кровью, его место занял брат Костин. Этот дрался получше; пожалуй, даже посильнее Мирчи. Княжич пошел на хитрость — увернулся, пропустил Костина мимо себя и толкнул в спину так, что Костин врезался с размаху в камень-клык. Не давая тому опомниться, Мирча с оттягом рубанул поперек спины, чувствуя, как подается плоть и лопается хребет.
Резко развернувшись на месте, Мирча приготовился встретить очередного противника, но все уже было кончено. Его спутники лежали замертво кто где, лишь старого Батю, пыхтя и хекая, топтали ногами человек шесть. Беспалый Траян с перекошенным от ненависти лицом кинулся на Мирчу, но его сдержали:
— Боярин, не лезь! Сами справимся!
— Сыночки мои... Детки-братики... — стонал Беспалый, упав на колени.
— По одному подходите, — велел Мирча. Но кинулись на него стаей, всего-то и успел княжич, что метнуть меч, словно копье. Лезвие вошло прямо в горло мордастому гайдуку, а потом Мирчу сбили с ног.
— Не убивайте! — кричал Беспалый. — Я сам!
Но убивать Мирчу и не спешили. Длинными кинжалами прибили руки к земле, словно распятому Христу, кривоногий хорват сел на ноги, придавил. Подошел Беспалый, плюнул в лицо липкой слизью, сказал:
— Ты ж с ними в детстве в деревяшки играл...
— Не знал тогда, что их отец предателем станет.
— Копайте могилу, — распорядился боярин.
— Чем? — развел руками гайдук.
— Мечами, саблями! Хоть зубами грызите, а чтобы могилу тотчас вырыли! — хрипло заорал на них Траян. Гайдуки поспешно принялись за работу, благо земля на холме была мягкая, жирная. Наружу лезли розовые дождевые черви.
— Тут бы сеять, — пробормотал кто-то.
Боярин опустился на корточки рядом с головой Мирчи. В руках он держал охотничий нож.
— Было у меня два сына, — медленно произнес он, дыша чесноком и луком в лицо княжичу. — А у тебя, Мирча, два глаза. Вот не стало у меня одного сына...
С этими словами Беспалый воткнул в левый глаз Мирчи острие ножа. Глаз лопнул, словно виноградина, голову прострелило жуткой болью. Мирча до крови закусил губу, понимая, что будет дальше.
— А потом не стало у меня второго сына, — продолжал Траян, втыкая нож в правый глаз.
Свет для Мирчи погас, в глазах плясало черно-красное, и словно из стога сена, из самой глубины, он услышал:
— Кидайте его в яму да засыпьте землей.
— Он ведь живой еще, господин! — робко заметил кто-то из гайдуков.
— Там и подохнет...
Мирчу подтащили к могиле, пинками сбросили вниз. Он упал набок и почувствовал, как сыплются сверху тяжелые комья. Они набивались в рот, в уши. Княжич пытался отплевываться, скреб землю пробитыми руками, но тяжесть наваливалась все сильнее, не давая дышать...
Притоптав землю, гайдуки уставились на боярина в ожидании приказов.
— Заберите моих сыновей, — устало велел тот и принялся спускаться к подножию холма, где мирно паслись кони.
4
Фра Бернардо полз, словно уж, по тесной норе.
Для карлика она была в самый раз, но францисканцу, пусть и не обладавшему излишним весом, приходилось трудновато. Он ввинчивался между стенок, изо всех сил помогая себе руками и ногами. Про себя монах молился, но то и дело от молитв его мысли обращались к этой проклятой норе. Порою казалось, что он застрял и не может двинуться ни вперед, ни назад, но, поборов волнение, фра Бернардо протискивался дальше.
Расстояние от пустыря до башни алхимика оказалось изрядным, к тому же подземный ход изгибался и прихотливо вилял. Несколько раз монах даже помянул дьявола, а в одном месте пришлось подкопать немного кинжалом, чтобы протиснуться.
Отовсюду сыпались пыль и глина, но глаза монах держал закрытыми, а рот был прикрыт повязкой. С потолка норы свисали длинные корни, в которых францисканец один раз запутался.
Когда фра Бернардо стало казаться, что тоннелю не будет конца и он, наверное, где-то пропустил нужное ответвление, нора неожиданно расширилась и закончилась камерой, в ней высокий монах смог выпрямиться во весь свой рост.
Он с наслаждением потянулся, сделал несколько упражнений, отряхнул глину с одежды и огляделся. Сверху сквозь решетчатую квадратную крышку пробивался лунный свет. Вот и выход. В глиняной стенке были вырезаны ступени — очевидно, чтобы карлик мог ловко взбираться наверх. Упершись носком сапога в одну из средних ступеней, фра Бернардо сдвинул крышку в сторону и вылез на воздух.
Башня черной громадой возвышалась в нескольких шагах. Нора выводила в ее внутренний дворик, куда, как понимал фра Бернардо, без ведома Синбэда и его охраны попасть было невозможно. Однако он находился здесь и вдыхал ароматы ночных цветов овевающих сад.
Впрочем, наслаждаться простором и свежим воздухом времени не было. Францисканец прокрался к стене башни и обнаружил там маленькую дверцу, в половину человеческого роста. Интересно, прикинул он, перс-алхимик построил башню с учетом размеров своего слуги-карлика или после проделал эту дверцу? А может, он всегда предпочитал карликов другой прислуге?
Где-то наверху лязгнуло железо, и фра Бернардо прижался к холодному камню, уже отпустившему накопленное за жаркий день тепло. Наверное, пошевелился один из стражников на балкончике, которых по стенам башни было несколько... Подождав немного, монах вернулся к осмотру дверцы. Разумеется, она оказалась запертой, но фра Бернардо тут же нащупал скважину для ключа. Из потайного кармана он извлек набор отмычек, сделанных для него по специальному заказу в парижской воровской гильдии, и принялся ковыряться в замке.