Фра Бернардо тем временем сделал несколько неуловимых движений рукой, и двое из мироновских гайдуков по его сторону осели на пол, схватившись за горло. Двое других кинулись на пленников, но на их пути встал Батя. Ухватив тяжелую скамью, на которой сидел, он, словно тараном, ударил первого гайдука в живот. Тот, икнув, отлетел в сторону, уронив саблю. Последний выбрал самую правильную тактику и кинулся к дверям, истошно вопя:
— На помощь, братцы! Убивают!
Сбивая посуду и поскальзываясь в пролитых лужах вина и соуса, Влад перепрыгнул через стол и воткнул стилет в шею Красномордого. Тот квакнул, словно гигантская жаба.
Фра Бернардо снова метнул что-то в убегавшего, но на сей раз промахнулся. Маленькая металлическая звездочка вонзилась в стену, глубоко увязнув в бревне. Подобного оружия Влад до сих пор не видел, но разглядывать было некогда.
В открывшуюся дверь навстречу убегавшему гайдуку повалила боярская челядь — кто с чем, спасать хозяина.
— Всем стоять, холопы! — крикнул князь, немного повернув стилет. Красномордый вскрикнул. — Еще шаг, и я прикончу вашего господина!
— Слушайте его, слушайте! — испуганно подтвердил Мирон.
Батя с глухим стуком поставил скамью на пол. Францисканец танцующим шагом подошел к мертвому гайдуку, поднял его саблю и осмотрел лезвие, критически покачав головой.
Челядь молча таращилась на Влада и облепленного бараньими кишками боярина.
— Пошли вон, — приказал Влад. — Чтобы никого на пути не попадалось!
Переглядываясь, боярские слуги стали отступать. Обеденный зал опустел, только стонал в углу, держась за живот, ушибленный Батей гайдук.
— Заткнись, — посоветовал ему Батя. — А то еще раз приложу, только по голове.
— Что дальше-то? — осторожно спросил Красномордый. От него дурно пахло, не иначе, обделался с перепугу, подумал князь.
— Дальше мы выйдем из дому, ты велишь своим людям подать повозку и выпустить нас со двора. А как отъедем подальше, я тебя отпущу. Если погони, конечно, не будет. А ты прикажешь, чтобы ее не было. Так, Мирон?
— Ты ж меня не отпустишь. Зарежешь.
— Слово даю. Коли понадобится, я до тебя и потом доберусь.
— Слова мало, — возразил боярин. — На медальоне поклянись.
— На каком еще медальоне?
— На том, что у тебя на шее висит. Дракон.
Владу не понравилось, что Красномордый знал о Драконе, но делать было нечего. Не убирая стилета от жирной шеи боярина, Влад свободной рукой нашарил за воротом медальон, извлек его и сказал:
— Клянусь, что отпущу тебя, как только пойму, что за нами нет погони и нам ничего не угрожает.
— Теперь верю, — буркнул боярин. — Дай хоть рожу оботру от кишок этих чертовых…
— А портки переменить тебе не надо? — ехидно уточнил Батя. — Больно дух от тебя нехороший.
— Не надо. — Красномордый вытерся расшитым рушником и бросил его на пол. — Я тебе не дитенок, чтобы в портки валить с перепугу. Так, воздух малость попортил от неожиданности.
Батя хохотнул.
— Идемте, — сказал Влад Дракул. — И чтобы без шуточек, боярин!
— Да понял я, понял, — вздохнул Мирон.
Боярские людишки тоже понимали, что жизнь их господина висит на волоске. Случись с ним что по их вине, сыновья Красномордого, которых сейчас дома, на беду, не было, по голове не погладят. Поэтому дворня быстро запрягла лошадей в большую четырехколесную повозку-каруцу и боязливо смотрела, как беглецы грузятся в нее. Принесли неподвижного Пантилимона, уложили поудобнее на сено. Покойника решили с собой не брать — если вдруг придется уходить пешком, не на плечах же тащить его…
Мирон пыхтел, боясь лишний раз пошевелиться — стилет Влада по-прежнему упирался ему в горло. На всякий случай францисканец связал боярину руки.
Батя взял вожжи, чмокнул и крикнул:
— Ну, пошли!!
Повозка проехала через торопливо распахнутые ворота и двинулась по дороге к лесу. Позади тревожно переговаривалась челядь. Вскоре ярко освещенный дом Красномордого остался позади, и над повозкой нависли густые ветви деревьев.
— Видишь, никто за нами не поехал, — сказал боярин. — Ты меня далеко не вези, мне ж ногами возвращаться, а я немолод, да и тяжел…
— Ничего, дойдешь, — жестко ответил Влад. — Моя воля, я бы тебя на ремни порезал, да ты хитер — на драконе поклясться выдумал.
— Поживи с мое… — с гордостью произнес Красномордый и умолк.
— Чем ты гайдуков-то положил? — поинтересовался у монаха Батя, правящий лошадьми. — Я и не разглядел.