В вагончик входит Наташа.
Н а т а ш а. Вы сейчас говорили с ним? Что? Что там?!
Пауза.
Лгать тоже надо честно!
А л л а (не сразу). Вот мы сейчас сидим здесь с вами по разным углам и, наверное, ненавидим друг друга. Как же все это бесконечно мелко. А им-то как сейчас, каково там, под водой, в обнимку с этой проклятой бомбой в жмурки играют!
Н а т а ш а. Вы тому виной.
А л л а. Я?
Н а т а ш а. Вы все, все толкнули его на это! Хотя и делали вид, что возмущены его решением. Одна я восстала против этого самоубийственного шага. Пошла даже на ложь! Никогда не лгала раньше: я не беременна.
Пауза.
А л л а. И вы со мной так откровенны?
Н а т а ш а. А кто вы для меня? Как это говорят на театре: «Героиня случайной встречи»! Неужели вы всерьез думаете, что Николай Васильевич предпочитает вас мне?
А л л а (не сразу). Да, вам все в жизни далось с лихвой. Даже красота… А мне все с боем.
Н а т а ш а. Чем плакаться в жилетку, уж лучше расскажите о себе.
А л л а. Родилась в Вышнем Волочке и работала там текстильщицей. На одного мужика — сто баб. И тому, лишь бы он с тобой на танцы или в кино пошел, пол-литра поставить надо… Вот и подалась на стройку. И чем дальше в глушь, тем больше человеком себя чувствуешь. Королевой даже: и уважение, и почет, духом воспрянула.
Н а т а ш а. Настолько, что потеряли и стыд, и совесть.
А л л а. А я перед вами чиста. И о моей любви он ничегошеньки не знает, догадывается только разве…
Н а т а ш а. На что же вы рассчитываете, на что надеетесь?
А л л а. А он сердцем все поймет, да и глаза у него есть.
Н а т а ш а. А вы дрянь… Знайте же: я уведу его за собой как бычка на веревочке. И во имя его же блага!
А л л а (не сразу). А мне вас жаль. Вначале вы мне показались сильной, необычной какой-то, даже очаровательной. Ведь за что-то он вас когда-то полюбил… Нет, вы просто встретили Николая Васильевича раньше меня. Нелепость, нелепость, к которой так благосклонна судьба…
В дверях вагончика появляется Р о м а н, за ним С в е т л а н а.
Р о м а н. Ушли Ханов с Ясеневым?
С в е т а (тихо). А почему она за твоей рацией?
Р о м а н. А у нас здесь все взаимозаменяемы. Я только вот сварщиком еще не наловчился, а бульдозерист — пожалуйста, «трубач» — то есть трубы сваривать — за милую душу, повар — хоть в «Гранд-отель» приглашай! (Замолкает.) А чего это вы статуи будто… Случилось что?!
Пауза.
С в е т а. А на улице туман, ни зги не видно, и сыро, промокла вся насквозь…
Н а т а ш а. Да, прическу мне свою жаль — лучший мастер Ленинграда над ней трудился. Разве я бы дышала с вами, Аллочка, одним здесь воздухом…
Автоматически включается рация. В углу сцены в луче света Г р а ч е в.
Г р а ч е в. Штаб спасательных работ! Штаб, штаб, штаб!!!
А л л а. Штаб слушает!
Г р а ч е в. Водолаз Князев взят на подъем! Он истекает кровью!
А л л а. Что?!
Н а т а ш а. Что с Князевым?!
Р о м а н. Что произошло?!
Гаснет свет. Звучит музыка, в ней трагическая тема. Все смолкает.
Свет загорается вновь.
Тот же вагончик. В вагончике Х а н о в, Я с е н е в, Г р а ч е в, А л л а, С в е т л а н а и Р о м а н.
Р о м а н (у рации). Третья, третья! Я двадцать первый! Я двадцать первый участок! Андрей Ильич, никто не отвечает.
Х а н о в. Алла, да перестаньте же вы, выпейте воды, успокойтесь.
А л л а. Он все еще не приходил в сознание… У него едва бьется пульс…
С в е т а (наливает воды). Аллочка, выпейте, пейте.
Х а н о в. Как все это случилось, как могло произойти все это, сапер?
Г р а ч е в. Князев уже завел под головку дюкера стальной трос. И я дал команду наверх, чтобы поднимали авиабомбу лебедкой. А когда корпус бомбы освободился и мои саперы стали оттаскивать ее в сторону, трос от напряжения лопнул… Оборванный конец снарядом ударил по скафандру водолаза и пробил его. Сразу же все вокруг залилось кровью.
С в е т л а н а. Боже мой…
Г р а ч е в. Я еле-еле смог поднять Николая Васильевича Князева на поверхность.
Х а н о в. Роман, что ты, как домовой, колдуешь у рации? Вызывай районную больницу, главврача!
Я с е н е в. Андрей Ильич, погодка не приведи бог, ни вертолетом, ни катером к нам сюда не пробиться. Сплошной туман.