Балкон с видом на площадь
Двухэтажный дом у главной площади. В городе его называют «желтый дворец». Судя по массивным цифрам у крыши, ему уже скоро 70. Среди собратьев сталинской эпохи он - чужак. Лебедь среди гусей. Не по-советски компактный, не по-народному щедро украшенный «буржуйской» лепниной. Свежеоштукатуренный, выкрашенный, он, в отличие от большинства своих современников, украшает, а не портит вид. «Желтый дворец» строился специально для элиты - партийных «царьков». Не штамповался: создавался по отдельному проекту. Если же кто вдруг не догадается об этом с первого взгляда, то подсказкой служит балкон. Единственный с лицевой стороны, точно посередине. Просторный - не для одинокого горшка герани. Балкон смотрит прямо на площадь. С него жильцам квартиры, которой он принадлежит, удобно наблюдать за городом, не покидая уютного гнезда. Цены на немногочисленные апартаменты в этом доме не уступают современным новостройкам с подземными парковками. Но жильцы «Желтого дворца» не спешат из него съезжать. Хотя, впрочем, одна из квартир все-таки скоро освободится. Та самая, центровая - с балконом, пятью жилыми комнатами, шестой, переделанной в гардеробную, и двумя ванными. В ней доживает свои последние дни ровесница дома - 65-летняя Раиса, вдова Жука. Жук
Квартира досталась Жуку по наследству от родителей - представителей прежней «верхушки». Они, в свою очередь, получили ее в знак своей избранности. Раиса не застала свекров и не знает нюансов этой истории. Уже 12 лет, как Жук в могиле, а в городе до сих пор иногда вспоминают «успешного предпринимателя и политика 1990-х». Так было сказано в красивой прощальной речи, составленной бывшими соратниками. Те же, кто и по сей день не забыл Жука, говорят о нем пусть даже и хорошо, но в совсем других выражениях. Не изящно и не обтекаемо, но зато по существу. В ранней молодости Жук, рисуясь, витиевато называл себя «потомственным прорабом на стройке догнивающего коммунизма». Он принадлежал к золотой молодежи, и его участь устроили чуть ли не с рождения. Жук, по его словам, оказался буквально обречен, повзрослев, есть икру столовыми ложками. Но возможность по-настоящему найти себя появилась только тогда, когда государственный флаг вдруг поменялся. Жук тут же попер вперед рогами. Он молниеносно и триумфально перевоплотился в представителя нового времени. Раиса встретила Жука в 1992, в очереди к зубному, в свой 42-й день рождения. Как же она в тот момент корила свою неудачливость! А между тем, цементная пломба, с утра расколовшая зуб, открыла волшебную дверь в гораздо более сытую жизнь, чем она когда-либо вела до сих пор. Жуку, накануне потерявшему в междоусобной потасовке верхний медиальный резец, как сказал врач, тогда было 35. Он долгое время и не подозревал о том, что младше своей новой подруги. Раиса тщательно это скрывала. Она притягивала Жука своей немодной необычностью. Подтянутая, элегантная, несмотря на явную дешевизну гардероба. Идеально прямая спина. Классический костюм, туфли-лодочки, гладкая высокая прическа, резковатые духи. И с годами Раиса почти не менялась: оставалась привлекательной и моложавой. Лишь недавно сдала. До самой свадьбы Жук не знал ее возраст... Он очень многого о ней не знал. И так никогда и не узнал, сойдя в могилу от инфаркта всего лишь в какие-то 46. Впрочем, он и не слишком-то пытался играть в детектива, расследуя прошлое жены. Интерес-то был, но что-то всегда останавливало, а своей интуиции Жук верил - ни разу не подводила. Неверующая Раиса организовала отпевание, и потом каждый год исправно заказывала поминальный молебен. В знак искренней благодарности. От Жука много чего осталось. Во-первых, конечно, деньги. На них Раиса может, ни в чем себе особо не отказывая, спокойно прожить лет до ста. Во-вторых - солидный пакет акций большого, жирного предприятия. Еще два года назад можно было с гордостью добавить - монополиста. Но увы: кусок ушел. Жук основал этот свой «штаб», как он говорил, в судьбоносном 1992 году. Буквально через месяц после того, как встретил Раису. В мае. Основал не один, с компаньоном, Тимом - скользким, ехидным. Жук называл Тима другом, но до конца не доверял: природный нюх подсказывал - не стоит. И, конечно, не ошибался. Как минимум, потому, что за спиной скользкий Тим вовсю забавлялся с его женой. А потом компаньон Жука совершил еще большую глупость - надумал присвоить лишнего. Время было лихое, и кто теперь может точно сказать, что с ним случилось? Исчез. Раиса не чувствовала жалости, только облегчение. История начала ее утомлять. Она часто лицемерит, но редко пытается обмануть саму себя. И потому никогда не кается в том, от чего не чувствует никаких угрызений. А эта интрижка их не вызывает, и тут уж любые правильные слова бессильны. Двадцать лет назад встречи с Тимом просто разгоняли кровь, придавали блеск глазам, а жизни - азарт, хоть и не без оттенка гадливости. А сейчас Раиса вспоминает об этом с усмешкой. Хороша была, чего уж тут сожалеть? В-третьих, от Жука, кроме «желтого дворца» (с приходящей домработницей в довесок - и она до сих пор все та же, уже пятнадцать лет), остались еще две дорогие квартиры. Одну из них, долгое время сдаваемую в аренду, Раиса совсем недавно продала. Послушалась нелепого сиюминутного порыва. Ей почему-то вдруг подумалось, что так будет лучше. Но, скорее всего, прогадала. Теперь она об этом жалеет. А в другой, не показываясь на глаза матери, живет Таня. Наследница Единственный ребенок, легко рожденный в 43 года («уже и бабушкой можно было стать!» - шипели из щелей голоса. Невидимые - открыто показываться не рисковали). «Она художница» - с гордостью в голосе говорит Раиса приятельницам. И в доказательство показывает мрачно-серую картину. Они послушно кивают. Но гордость Раиса симулирует. Она не находит в работах дочери никаких признаков искусства. Даже просто смотреть на них, и то неприятно. Но надо же чем-то доказать свои слова? У Раисы подрастают два внука: пятилетняя некрасивая девочка и мальчик, совсем малыш - десяти месяцев от роду. Его отца Раисе хотя бы довелось повстречать: жалкий наркоман, как и все прочие. Сбежал. Тот же, кто помог появиться внучке, оставался загадкой. И теперь уже разгадывать ее не слишком-то и хотелось. Тогда 16-летняя Таня с большим животом просто сбежала из дома невесть к кому. Раиса попробовала ее найти, но, наведя кое-какие справки, отказалась от затеи. Из дочери ничего не вышло, но она определенно была жива и относительно здорова. А потом, примерно через полгода, Таня объявилась с лялькой. И Раиса отдала им квартиру - официально в знак примирения. Но хотелось сберечь и душевный покой. Таня - та еще психопатка. Раиса нечасто видит внуков. Дочь противится. Но и Раиса, надо признать, не слишком-то умеет находить общий язык с детьми. Таня - лучшее тому подтверждение. Однако мысль о том, что на свете есть внуки, очень греет душу. Это сентиментальное чувство. Сидя на том самом балконе, глядящем на площадь, и почесывая верного спутника, старика - шар-пея Чу, Раиса с удовольствием просматривает немногие фотографии своих потомков. Стоп, а почему же в свои 65 вполне довольная жизнью Раиса вдруг «доживает свои последние дни»? Она и сама не догадывалась об этом, пока в прошлом году не посетила своего хорошо оплачиваемого врача. Боль в желудке, тошнота, ну а вот теперь и рвота («да наверное, я просто беременна», - улыбнулась она, сопровождая свои жалобы). Ну что тут такого, обычный гастрит. Да? Но оказалось, что нет. Умереть в ближайшем будущем - это очень страшно. И ничто не может примирить с этой мыслью. Раиса твердо нацелилась за борьбу - пусть хотя бы за временную отсрочку. Благо, резервов имела достаточно. Она надолго исчезла из дома. А потом снова появилась на своем балконе - в красном платке на голове. Для нечастых «выходов в люди» приобрелись парики из натуральных волос. Мягкие... Кто-то бездумно отдал часть своей красоты в обмен на обычные деньги. Кто-то, у кого впереди еще долгие десятилетия. Ценит ли она это? Осознает? Вряд ли... Неужели эта страница - последняя в жизни Раисы? Но нет. В ранний утренний час особенно тяжких дум и сожалений, когда до прихода домработницы еще далеко, слышится телефонный звонок. Это «городской», стационарный аппарат, который редко кто-то тревожит. Неприятный звук, от него режет не только слух, но и почему-то глаза. Раиса морщится. Встает резко - теперь кружится голова. - Я слушаю? - это непроизвольно. Так всегда отвечал на звонки Жук. А она продолжает копировать. - ...Татьяна Валентиновна Жукова? - Она давно здесь не живет. Раиса собирается повесить трубку, но в ней продолжают бурлить. Она снова прислушивается. И внезапно вспоминает детство: она качалась на привязанной к дереву веревке- «тарзанке» - нехитрая забава, ее смастерил отец. Но даже это далекое и бессмысленное воспоминание кажется более реальным, чем тот бред, что доносится из анахроничной телефонной трубки. Татьяна «покончила с собой» - какое шаблонное выражение. Порезала себе вены практически на глазах у детей. Буквально: им пришлось увидеть, как она истекает кровью. Годное зре