Я проехала мимо, остановилась на два дома дальше, спрыгнула с лошади и стала думать, что делать. С одной стороны, глупо лезть, как говорится, в пасть льву. Ведь сестра и сыновья Шера, а также слуги сразу меня разоблачат. С другой стороны, если я остановлюсь в гостинице, а кто-то об этом узнает, то возникнет вопрос: почему милостивая госпожа Шер не спешит домой обнять своих милых крошек? Тогда разоблачение тоже неминуемо.
И вообще, наигралась — и хватит. Сейчас выберусь из города, чтоб меня никто не видел во время исчезновения, щёлкну по льву и…
— Мама?
Я обернулась. Передо мной стоял худенький белокурый мальчик лет семи в бедной одежде, потрёпанных башмаках, но с гербом Шеров на пряжке выцветшей шляпы. Он водил пальцем по гербу, вытисненному на моей дорожной сумке, и при этом не отрываясь смотрел на меня.
— Андре? — наугад ответила я. Если бы я ошиблась, то в запасе был ещё Анри.
— Мама! — он просиял, кинулся мне на шею и повис на ней, будто обезьянка. — Мама, как хорошо, что вы приехали! У нас отнимают дом, а денег не хватает даже на еду.
Если кто-то думает, что я была растрогана или на глазах моих выступили слёзы жалости и всё такое прочее, то ничего подобного. Ведь я была в чужом мире, в чужой роли. Любой встречный мог ткнуть в меня пальцем и спросить: «А по какому праву вы, голубушка, присвоили чужое имя?» Это меня отвлекало от всех прочих эмоций и переживаний. И мальчик был чужой, и таких проблем, как у него, — хотя я ему сочувствовала — в нашем мире у детей тоже хватало.
Но его слова вызвали у меня целый поток здравых мыслей.
Я вдруг отчётливо поняла, что госпожа Шер, вдова уважаемого даже разбойниками Августа Шера, существует. Возможно ей принадлежит артефакт-лев. Наверняка ей принадлежат все вещи, которые я получила, попав сюда. Возможно, если бы госпожа Шер оказалась здесь и сейчас, то она решила бы проблему с домом, достала бы денег на еду и вообще повернула бы жизнь своих сыновей и домочадцев к лучшему. Хотя бы попыталась это сделать. Где она и почему отсутствует — не моё дело. Но я-то здесь. Я добровольно приняла её роль, когда приехала к этому дому и ответила её сыну. Пусть в шутку, из любопытства, играючи! Но что если я тоже смогу помочь? У меня монеты. У меня заёмные письма, а они, кажется, имеют отношение к деньгам.
И я решилась.
Ладно, ещё часок побуду здесь и подсоблю «родственникам». А при опасности быстро щёлкну по льву на перчатке. Придётся постоянно носить её с собой. Но, насколько я помнила из рассказов моего мужа-реквизитора, в старину благородные господа перчаток почти не снимали и даже ели в них.
Последняя мысль напомнила мне, что за дорогу я проголодалась, а, как сказал Андре, «денег не хватает даже на еду». Я спросила:
— И что вы с Анри сегодня ели? Что вам готовили?
— Так Анри же уехал и пропал без вести, — вполголоса ответил Андре. — А готовим то я, то Морис, больше у нас слуг теперь нет. — Он рассказывал медленно и тихо, совсем не так как тараторят ребятишки его возраста.
Будь на его месте Алёнка или её приятель из нашего двора Мишка, то, даже если бы они пытались говорить еле слышно, их услышали бы во всех домах вокруг. Я всегда думала, что в таком возрасте дети не умеют понижать голос. Некоторые стараются, но быстро забывают обо всём, кроме желания быстро выпалить слова вперемешку с чувствами и впечатлениями. И не удивительно, у детей жизненная энергия так и бьёт ключом.
А вот Андре совсем не нужно было заставлять себя быть спокойнее, живости в нём было не больше чем в картофельном ростке из подвала.
— Сегодня у нас был суп с капустой, но мы его уже съели. Есть полмешка чечевицы, Морис её недавно варил. Он говорит, что с ней получаются вкусные пирожки, но у нас нет муки. Только чечевица, — он вздохнул и добавил: — Даже соль кончилась.
— Угу, — сказала я в ответ.
А что ещё можно было сказать? Бедный мальчик! Но сообщение, что Анри пропал, меня успокоило. Сынок Анри, если мог сам уехать, — подросток или даже взрослый, он сразу бы меня разоблачил! А этот Андре, когда его мама четыре года назад уехала, был совсем маленький и помнит её плохо. Правда, была ещё сестра…
— А тётя где?
— Тётя умерла.
— Вот как? — Я с трудом изобразила на лице печаль. Жаль тётю, но как говорится, баба с ваза — кобыле легче.
Ладно, займёмся сначала едой. Я отвернулась, достала из кармана нижней юбки половину наличных денег и подала Андре. Он так обрадовался, что даже запрыгал на месте, потом весело сказал: «Я быстро, мама!» и убежал со всех ног, оставив меня посреди улицы.