— Вот и полпути, — сказал проводник. — Неделю идем. Через неделю придем, ежели ничего не стрясется.
Они шли неделю, и за неделю с ними ничего не стряслось. К вечеру пятнадцатого дня, стоя на сухой земле, проводник сказал:
— Ну, вот и прошли, слава те господи. Теперь мы у наших уже. Там за лесочком взгорок будет — с него уже все видно станет. — И вытащил из кармана жестяночку:
— Закурить по разу на всех, ребята. Премия. Теперь можно.
Все разом оживленно загалдели, вертя самокрутки из заботливо сложенных квадратиков старой пожелтевшей газеты, когда проводник сделал жест рукой:
— Цыц! Тихо!..
И в полутьме все расслышали далекий немецкий говор.
— Всем — на месте, — приказал Данила и передернул затвор автомата. — Я пойду на разведку.
Он бесшумно исчез в кустах. Остальные с напряжением вслушивались, переглядывались. И вдруг раздался смех, русская родимая ругань и откуда-то из-за зарослей голос Данилы закричал:
— Эй, ребята! Вали сюда, все в порядке! Давай-давай!
Тревога оказалась напрасной: наши бойцы конвоировали группу пленных немцев. Двое немцев что-то не поделили между собой и принялись препираться, — их и услышал проводник.
— Ну, вот и пришли мы, — сказал проводник, когда бойцы угостились его табачком и посмеялись над их страхами. — Теперь — к месту, ребята.
Через два часа их маленький обоз окликнул часовой:
— Стой! Кто идет?
— Свои идут, — прогудел проводник. — Раненые партизаны вышли с временно оккупированной территории.
— Старший — ко мне. Остальные — на месте. — Часовой был по виду совсем мальчишка и действовал строго по уставу.
С сопровождающим их сержантом они подошли вскоре к штабу полка. Командир, усталый майор, покрутил ручку полевого телефона, вызывая особый отдел дивизии:
— Из тыла вышли ко мне. Да, партизаны. Погоди, тут еще один, говорит — сбитый летчик, из концлагеря бежал. Да. Хорошо. Есть.
И усталый майор внимательно посмотрел на Гривцова:
— Тебя отправлю в особый отдел — на проверку. Там все расскажешь. Вы, — кивнул он проводнику, — устраивайтесь пока, утром будет распоряжение насчет раненых.
Гривцов повернулся к Даниле:
— Ну, спасибо, ребята.
— Пожалуйста, — ухмыльнулся Данила. — Давай, скоро опять летать будешь! Вдруг еще и свидимся после войны…
Оба они прекрасно знали, что свидятся — вряд ли… На войне почти любая разлука — это навсегда… Да жива надежда.
Проводник погладил свою бороду, пожал руку Гривцову, лошади натянули постромки — и партизаны исчезли: раненые — чтоб вскоре попасть в госпиталя, а после — кто в армию, на фронт, кто — на тыловую работу, отвоевав свое на этой беспримерной войне.
— Садись, не стой, — майор кивнул Гривцову на самодельный табурет. — Давно сбили тебя?
— Товарищ майор, — Гривцов сглотнул от волнения, — тут наши дня три назад не выходили?
— А что? Знакомые там у тебя?
— Так точно.
— Кто?
— Девушка. Радистка. Была такая? Темноволосая, невысокая?
— Была, — утвердительно кивнул майор. — Подруга?
— Жена, — сказал Гривцов, со странным чувством слушая свой голос, произнесший вслух это слово.
— Дела… — сказал майор.
— Где они сейчас? — спросил Гривцов, прекрасно зная, что на этот вопрос майор ответить не в состоянии.
— Попробуй в особом отделе узнать, — посоветовал майор. — Сам понимаешь — откуда мне знать, куда такие группы по возвращении направляются. Ну, сейчас дам тебе сопровождающего, пойдешь в дивизию.
Ночью Гривцов сидел в землянке начальника особого отдела дивизии и, пересиливая дремоту, пересказывал свою длинную и причудливую историю. Особист спокойно кивал.
— Так как же ты все-таки, капитан, в плен-то попал, а? — спросил он наконец.
— Раненый, — снова сказал Гривцов. — Пистолет перезаряжал, еще одна обойма была, а они добежали, ну и… прикладом по голове.
— А бежал как?
— На бензовозе, — Гривцов снова пересказал этот эпизод. — Стоп, — вспомнил он, хлопнув себя по лбу, и достал из кармана сложенную вчетверо бумагу — «сопроводительное письмо» командира партизанского отряда.
Особист дважды прочитал «сопроводиловку» и заметно смягчился:
— Так ты и попартизанить успел?
— Немножко, — скромно сказал Гривцов, не вдаваясь в подробности — как они стреляли из миномета наугад по домику охраны.
Особист закурил «Казбек» и вынес решение:
— Отправлю тебя завтра в армейскую контрразведку. А там уже направят тебя куда надо. А что ты сидишь как на иголках? Спросить что хочешь?