И она первая начала:
Двое парней тоже подпевали. К одному из них Урасов внимательно прислушивался: парень выговаривал русские слова так же, как и Немети. Когда песня смолкла, Владимир обратился к парню по-венгерски. Тот ответил.
Оказалось, Иштван Надь, бывший солдат австровенгерской армии, был в плену в Перми («Ух ты!» — чуть не воскликнул Владимир), а теперь пробирается домой, в Дьер, да вот застрял в этой деревне — до удачного случая, когда удастся перебраться через линию фронта.
— Но как ты догадался, что я венгр? — опросил Иштван.
— По виду и по твоему выговору: «Дуньечка — Дунья, Дунья тонкопрьяха». Послушай, Иштван, а ты давно из Перми? Три месяца? Ну как там?
— Порьядок.
— Порядок бывает разный. Власть чья?
— Красные.
— Значит, действительно порядок.
Владимир хотел ещё что-то сказать, но тут появился ямщик:
— Ох тепло у вас, а я намаялся с оглоблей! Ну, всё-таки достал. Десять рублев обошлось. Ты должен мне возвернуть их. — Он повернулся к Владимиру.
— Возверну, если повезёшь до Столбцов.
— К-куда? — поперхнулся возница. — Так ить там эти… большевики.
— Оми самые. Которые таким мужикам, как ты, дают землю и волю.
Урасов уже смело заговорил про Столбцы и про
большевиков: немецкие окопы остались за спиной, здесь нейтральная зона, впереди — свои, красные.
— Хочешь хорошо заработать — вези дальше. Не упускай случая. Мы ведь можем найти сани и здесь, в Усевичах.
Мужик всё ещё раздумывал: опять через окопы теперь красных, — опять рисковать!
Но деньги сделали своё дело: согласился.
Владимир и Немети поблагодарили хозяев, вышли в сени.
Лайош взял Владимира за рукав.
— Иштвану-то нужно гуда, через фронт.
— Нужно, а что?
— Пусть ямщик на обратном пути отвезёт его в Барановичи. Дадим ему денег.
— Деньги-то все уже, — с сожалением сказал Владимир.
— У меня есть сто.
— Откуда? — удивился Владимир. Он думал, что Немети уже израсходовал свой запас.
— Держал на чёрствый день.
— Не на чёрствый, а на чёрный день. Вотяк! — засмеялся Владимир. Дали Иштвану сотенную. Он обрадованно обнял Немети и Владимира.
— Ну, друзья, прощайте.
На розвальнях прибавилось соломы. Это ямщик откуда-то взял охапку. «После избы быстро иззябнете — вона мороз какой!»
Свистнул кнут над заиндевевшей лошадью.
За деревней дорога была лучше, накатанней, проехали, вероятно, вёрст пять и услышали окрик:
— Стой! Кто идёт?
— Свои! — радостно закричал Владимир.
Впереди с винтовками наперевес стояли две фигуры в шинелях, шапках.
— Коли свои, то слезай! — крикнул один.
Привели в землянку.
— Товарищ комроты, задержаны трое!
У Владимира и Немети сразу потеплело от этих слов: «Товарищ комроты!»
Теперь они разглядели на шапках звёзды из красной материи.
— Кто такие?
Владимир попросил вывести ямщика, сказал о поручении, которое выполняют он и Немети.
— Ребята, а документ у вас какой-нибудь ведь должен быть?
— Как же? — Владимир снял пиджак, оторвал подкладку и вытащил кусочек шелка.
Командир поднёс его к коптилке — пузырьку с керосином. Мандат удостоверял, что Владимир Урасов является курьером Венгерской компартии, следует в Москву, к В. И. Ленину.
Родная земля! Наконец-то не надо маскироваться, притворяться!
Владимир рассчитался с ямщиком, пожелал ему счастливого обратного пути.
— Не забудь же довезти того парня. Не довезёшь — бог покарает.
— Довезу! Сотня, она не валяется.
МОСКВА. КРЕМЛЬ. КАБИНЕТ В. И. ЛЕНИНА
Командир напоил Владимира и Лайоша чаем. Правда, без сахара — его давно не было в роте, наделил хлебом. Ночевали здесь же, на соломе, все вместе.
Наутро сам отвёз на железнодорожной летучке в Минск, сказал начальнику вокзала:
— Отправьте в Москву как можно быстрее.
И вот Урасов и Лайош уже в Москве.
О прибытии посланцев из Будапешта было доложено Владимиру Ильичу Ленину. Их пригласили в Кремль. Немети сказал другу:
— Иди один. Я очень плохо говорю по-русски, только время отниму у Ленина.
24 декабря 1918 года. Приёмная Председателя Совета Народных Комиссаров товарища В. И. Ленина. Секретарь открыл дверь кабинета, приглашая Урасова войти. Ленин сидел за столом и читал газету. Услышав шаги, отложил газету, вышел из-за стола.