Это обёртка пакета, который везли дипкурьеры Теодор Нетте и Иоганн Махмасталь.
На обёртке — белая наклейка с надписью:
«Дипбагаж Полномочному представителю СССР
Народный Комиссариат Иностранных Дел»
Две последние строчки напечатаны также и по-французски.
В нижнем левом углу — сургучная печать. А в центре — бурое пятно. Кровь, пролитая советскими дипкурьерами, мужественно защищавшими дипломатическую почту молодого Советского государства.
Вряд ли найдётся сейчас человек, который не знал бы стихотворения В. Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Но немногие, вероятно, помнят подробности схватки двух советских дипкурьеров с белогвардейскими налётчиками, получившими задание завладеть дипломатической почтой.
… Ночь на 5 февраля 1926 года. Гремит по рельсовым стыкам скорый Москва — Рига. Столица давно уже осталась позади. За окнами — территория буржуазной Латвии. Спят пассажиры синего международного вагона № 2. Но не все. В четвёртом купе везут дипломатическую почту Теодор Нетте и Иоганн Махмасталь.
Махмасталь дежурит. Он настороже. Нетте отдыхает на верхней полке, тревожно ворочается. Ещё накануне их обеспокоило поведение проводника Бризе. Слишком уж часто под разными предлогами он заглядывал в купе. Нетрудно было догадаться, что Бризе следит за советскими дипкурьерами. Нетте и Махмасталь заметили также, что проводник совсем не умеет стелить постели.
Чуткое ухо уловило сквозь перестук колёс необычные звуки: кто-то шёл по крыше вагона.
Поезд приближался к станции Икскюль. Чувствуя неладное, Иоганн выглянул в коридор: не сидеть же в неведении. Какой-то пассажир (впрочем, пассажир ли?) ходил по коридору.
Икскюль осталась позади. Вроде бы всё спокойно. И вдруг в коридоре появилась фигура с револьвером и в маске. Иоганн стремительно вскочил в купе, схватил со стола маузер. Но не успел захлопнуть дверь. На пороге появился бандит.
— Вот они! — крикнул налётчик кому-то и направил на Махмасгаля парабеллум: — Руки вверх!
Нетте опередил бандита. Выстрелил первым. Бандит скорчился, опустился на полку. Но второй, появившийся в дверях, ранил Махмасталя в правую руку. Другая вражеская пуля сразила Нетте. Иоганн, взяв пистолет в левую руку, снова стрелял. С верхней полки упал бездыханный Нетте.
Махмасталь продолжал стрелять и свалил ещё одного нападающего. Но был ранен вторично — в живот.
Перестрелка длилась всего несколько минут. Бандиты исчезли. В коридоре на полу валялись маузер, автоматический испанский браунинг, парабеллум, стреляные гильзы. Двое налётчиков были мертвы.
Появились латвийские полицейские. (Они находились в соседнем вагоне и, пока гремели выстрелы, предпочитали не вмешиваться.) Стражи порядка решили было осмотреть купе, Махмасталь их. однако, не пустил.
Наконец Рига. Прибыли работники советского полпредства. Но лишь тогда, когда появился советский ген— консул В. И. Шеншев, с которым Махмасталь был лично знаком, Иоганн произнёс, превозмогая боль:
— Свои. Вижу.
Дипкурьеру сделали временную перевязку.
Шеншев взял залитую кровью диппочту. Товарищи, зашедшие в купе, насчитали десятки следов от пуль.
Махмасталя отвезли в клинику. Было уже одиннадцать утра: прошло шесть часов после ранения.
Нужна немедленная операция. Махмасталь не сразу дал согласие: кто знает, можно ли довериться неизвестному врачу в чужой стране?
— Кто здесь хирург? — спросил дипкурьер у представителя полпредства (они с этой минуты круглосуточно дежурили у постели раненого)…
— Профессор Минц. Очень опытный хирург.
— Пусть делает операцию.
На четвёртый или пятый день Махмасталь уже выписался из клиники и жил в советском полпредстве. Здесь ему вручили орден Красного Знамени, присланный из Москвы. Такой же награды был удостоен посмертно и Теодор Нетте.
В архиве Министерства иностранных дел СССР хранится письмо, которое отправил советский полпред из Риги в Москву: «У меня нет слов для описания геройского поведения обоих товарищей — как павшего, так и живого, — сумевших отбиться от неожиданно напавшей банды разбойников и спасти диппочту. Я ещё раз обращаю Ваше внимание на поведение т. Махмасталя, который, несмотря па тяжёлое ранение, не только сумел отстоять диппочту, но, оберегая её до конца, не отдал её даже мне, т. к. не знал в лицо».