Ну а как же с рейсом в Москву после пожара? Рейс состоялся. Минута в минуту. Так как выехали с запасом времени, то из посольства прислали другой автобус. И вовремя успели к трапу четырехмоторного Ила.
Дипкурьер постепенно успокоился. Просохла рубаха. Охладился. А перед столицей надел тёплый свитер и куртку — ведь в Москве канун Нового года, сыпал снег, было двадцать градусов мороза. За несколько часов — перемена температуры на шестьдесят градусов!
Летели как-то дипкурьеры из Дар-эс-Салама в Найроби. Вдруг — вынужденная посадка. Пассажиров отвезли в гостиницу. На день? На три? Ничего не известно. Нашего посольства в этом городе нет — находишься в городе, а чувствуешь себя как на необитаемом острове. И совсем некстати подвёл климат: одного из наших свалила москитная лихорадка. Он так ослаб, что не мог даже портфель держать. Другой и за товарищем ухаживал, и, когда исправили моторы, один был в ответе за всю диппочту. Пришлось нанять носильщиков. «Совьёт? Карашо!» Помогли.
Вообще трудяги-носильщики выручали не раз. У того же дипкурьера было такое: ехал он поездом по зарубежной стране — всё было спокойно. Ещё ночь — и прибудет в столицу. А ночью совершился государственный переворот. Состав загнали в дальний тупик. Никто не встречает, из вагонов не выпускают. Целые сутки полной неизвестности. Смотрел с тоской в окно и вдруг увидел носильщика. Подозвал. «Совьёт? Карашо!» Носильщик позвонил в наше посольство, и товарищи сразу же прибыли.
Да, ситуации бывают всякие. Но и тогда, когда происшествий нет, поездка всё равно требует напряжения. И тут очень важны добрые человеческие качества.
Залетят, скажем, двое на край света, устанут. Даже в своём посольстве им не спится. Лежат в полудрёме. Изредка поглядывают на будильник и про себя ругают его: время идёт, а сна нет. Перестают верить будильнику: врёт он. Один забудется на несколько минут, потом откроет глаза. Товарищ сидит в сторонке, читает. Встал тихо, зашторил свет, чтоб не мешать товарищу. Напарник не хочет смотреть на будильник и спрашивает:
— Который час?
— Через десять минут будет сентябрь.
Сказал так, может быть, случайно, а возможно, вовсе не случайно. И у его коллеги мысли сразу переключились: первое сентября! Дочурка пойдёт в первый класс! Её поведёт туда мама. А у мамы сентябрь тоже особенный месяц — день рождения.
Мысли все новые, одна вызывает другую. И вдруг — сон. Глубокий, крепкий сон, освежающий, как дождь в жаркую погоду.
У дипкурьера-новичка, с которым я встретился, есть недостаток (говорит, «с километрами пройдёт») — горяч он. Опытный опекун всегда вовремя охлаждает его. Был такой случай: возвращались издалека домой. Аэропорт. Пассажиры поднимаются по трапу.
Сердце радуется: наш Ил, кусочек родной земли. Вот и дипкурьеры тоже возле трапа. А стюардесса (стройная девчонка, москвичка) не пускает:
— Сдайте груз в багажный отсек. Иначе не разрешу лететь.
Молодой сразу закипает, вступает в пререкания. Опекун спокойно кладёт ему руку на плечо (ручища — во! — богатырская) и ещё спокойнее говорит:
— Не гони волну!..
Потом старший так же спокойно всё улаживает, и оба поднимаются с вализами в салон.
С улыбкой вспоминает, как он впервые собирался в Индию. Уложил в чемодан майку, рубаху-безрукавку, тёмные очки, плавки, электробритву.
Прилетел. Жара как в мартене. Но ещё того хуже влажность сто процентов. Начал бриться — ничего не вышло. Электробритва при такой влажности бессильна — ни единого волоска не срезала. Видите, и бриться— то надо в каждой стране по-своему.
Теперь ещё об одной стороне дипкурьерской службы.
Когда возвращаешься в Москву — не сразу «отключаешься» из стремительной круговерти времени.
— Домашние спят, а я сижу на кухне, чаёк пью! Вся семья видит сны, а мне не до сна: беру томик Куприна — он мой любимый писатель, — говорит дипкурьер.
Как-то Георгий Васильевич Костюченко показал мне любопытную книжку: на обложке — автомобиль, на радиаторе — дипломатический флажок. «Записки консула». Их автор Иван Юлианович Кулик много лет работал советским консулом в Канаде. Записки датированы 1933 годом.
Что же пишет консул о дипкурьерах, которых он хорошо знал?
«Дипкурьеры — совершенно особый народ. Я видел их много, и каждый чем-то отличался от других, как вообще отличаются люди друг от друга. Были среди них, понятно, и лучшие, и худшие, и обогащённые годами опыта, такие, что потеряли уже счёт границам и мундирам пограничных жандармов, такие, что умели с первого взгляда распознать шпика. И такие бывали, что впервые попадали за границу, непрерывно твердили в памяти полученные перед отъездом инструкции, видели шпиона и врага в каждом случайном, ни сном ни духом ни в чём не замешанном пассажире и попадали иной раз из-за своей гиперболизированной подозрительности в комические ситуации (потому что подозрительность и бдительность — вещи совершенно разные).