Чжу Янь впервые видела, чтобы этот несгибаемый упрямец плакал. Она была сбита с толку, и, хоть княжна не боялась ни неба, ни земли, у нее просто опустились руки. Она кружила вокруг ребенка, повторяя снова и снова:
– Ну что не так? Не хочешь учиться? Не плачь… Няня Шэн снова подумает, что я тебя ударила! Ну не реви, а!
Она встряхнула его за плечи. Кажется, ребенку тоже стало неловко: он изо всех сил сжал кулаки и глубоко вздохнул. С большим трудом ему удалось сдержать слезы, но тельце продолжало вздрагивать. Когда Сумо разжал кулаки, на его ладонях были ясно видны четыре глубокие ярко-красные отметины.
– Ладно, ладно, плачь, если хочешь, – вздохнула Чжу Янь с некоторым сожалением. – Эй, потерпи только, пока я не возьму блюдо, и можешь начинать сначала – слезы русалок превращаются в жемчужины, а ты так редко плачешь. Пустое расточительство!
Она действительно взяла расписанное золотом блюдо и приблизила его к лицу Сумо.
– Давай, поплачь вволю! Соберем жемчужины, выручим неплохие деньги.
Сумо поднял на нее строгий взгляд и вдруг хихикнул, а затем и вовсе рассмеялся в голос.
– А? – этот ребенок не переставал удивлять Чжу Янь. – Что с тобой?
Сумо покачал головой, опустил взгляд и ничего не ответил.
– Только не лей больше слезы, – княжна вздохнула с облегчением и прошептала: – На самом деле у меня раскалывается голова от детского плача…
– Я с детства был один, – тихо сказал Сумо, так долго хранивший молчание.
– М-м-м? – замерла Чжу Янь.
– Я рос в клетке на Западном рынке, – продолжил Сумо, и от его голоса у княжны мороз пробежал по коже. – С самого рождения был заперт за железной решеткой вместе с такими же щенками, на полу стояли миски с водой и едой.
Сердце Чжу Янь сжалось, она не знала, что ответить.
– Все давно были проданы… а я продолжал сидеть в клетке, не нужный никому, – пробормотал ребенок и склонил голову. – Мое тело изуродовано болезнью, да и характер дурной. Они говорили, русалки растут слишком медленно, их приходится выращивать сто лет, чтобы продать по хорошей цене. А до того мы убыточный товар, и рабовладельцы просто выкармливают нас, чтобы следующее поколение заработало деньги. Но однажды тот торговец не выдержал и чуть было не убил меня, чтобы выковырнуть глаза и сделать из них темно-зеленые жемчужины.
– А как же твоя матушка? – спросила княжна. – Она не защитила тебя?
– Она была хорошим товаром, и ее давно выкупили. Ее не было рядом, – Сумо затряс головой и прошептал: – К тому времени, когда матушка вновь приехала на Западный рынок и нашла меня, я просидел в клетке шестьдесят лет. Матушка была фавориткой старого правителя племени Хоту, он благоволил ей, поэтому она смогла меня выкупить.
– Как? – опешила Чжу Янь. – Получается, тебе уже больше семидесяти?
– Семьдесят два, – с серьезным выражением лица поправил ее ребенок. – Примерно восемь по человеческим меркам.
– Правда? Восемь лет? Такой большой! – Чжу Янь была очень удивлена. Она бросила на ребенка оценивающий взгляд и покачала головой. – Вовсе не скажешь… ты выглядишь лет на шесть.
– Я ведь сказал, примерно восемь! – возмутился Сумо.
Продолжительность жизни русалок в десять раз превышала продолжительность жизни людей, но умственное развитие десятикратно запаздывало. Так что, несмотря на то что этот ребенок пережил так много невзгод и лишений, он говорил и думал, как обычный человеческий малыш.
– Хорошо. Восемь – значит, восемь, – согласилась княжна, прикасаясь к голове ребенка, и прошептала: – Бедняжка… Конечно, ты никогда не ел вдоволь, поэтому выглядишь таким худым и маленьким, словно котенок. Но ничего, со мной ты будешь каждый день пить молоко и есть баранину, чтобы скорее подрасти. Понял?
– Я не пью молоко и не ем баранину! – рассердился ребенок и отвернулся.
– Хм, тогда что едят русалки? Рыбу? Креветки? Водоросли? – Чжу Янь и правда не знала. Поглаживая мягкие волосы малыша, она с воодушевлением пообещала: – Неважно, что бы ты ни ел, со мной тебе никогда не придется голодать! Будешь есть досыта!
Сумо ничего не ответил, но и руку ее не оттолкнул. Он прижался к княжне, молча глядя на порхающих в зареве свечи серебряных журавликов. Его обычно равнодушное, безжизненное лицо, иногда вспыхивающее ненавистью, расслабилось, а глаза вдруг засияли спокойным и нежным светом.
– Я с детства был один, – отрешенно повторил ребенок, теребя рукав и слегка вздрагивая. – Я не знаю, каково это – иметь друга или учителя…