Который час вообще? Что это? Утро или день?
Успокоив себя мыслью, что был бы день, Тобиас давно бы меня поднял, я решил, что торопиться некуда. Это утро, раннее утро. Чертово похмелье подняло меня ни свет ни заря. Вон и Лиззи… или не Лиззи… или Эльза… черт, не важно, главное, что еще спит. Я торопливо обтерся и плюхнулся обратно в кровать. Вероятно-Лиззи заворочалась, что-то недовольно забормотала.
— Спи. Рано еще.
Ну что за привычка-то дурацкая — девок в дом тащить? Их же утром девать куда-то нужно. Я приподнялся на локте и перегнулся на другую сторону кровати. Вероятно-Лиззи вчера была весьма миленькой белокурой девицей со вздернутым носиком и круглой звонкой задницей. Но как свидетельствовал опыт, утро таит в себе разочарования. Я осторожно отвернул край одеяла. Лиззи не подвела. Действительно миленько и действительно кругленько. Надо бы как-то половчее спросить, как же все-таки девицу зовут. И где ее можно найти. Потому что где я ее вчера нашел — убейте, не вспомню.
В дверь забарабанили.
— Милорд! Эй, милорд, вставать пора!
— Да! Встаю!
Вероятно-Лиззи пискнула и села в кровати, прикрывая ладошками грудь. Ладошек было мало, груди — много, и получалось так себе. Пейзаж открывался вдохновляющий.
— Милорд!
— Да встаю я!
Ну чтоб тебе…
Я вылез из кровати и потянулся к груде шмотья на полу. Первой мне в руки попала длинная и не слишком чистая рубашка с заплаткой на локте. Так. Не мое.
Лиззи сзади что-то смущенно пискнула. Я не глядя швырнул рубашку за спину. Ну вот что за тупость — теперь-то смущаться? Не пойму. Чего я там не видел?
К тому времени, как я закончил одеваться, Лиззи еще шнуровала платье. По-моему, она вообще не слишком торопилась. Возилась с завязками так, будто в первый раз их видела. Кажется, Лиззи оказалась из тех, кто хотел бы остаться. Жаль. Не повезло. А я-то хотел ее еще в гости позвать. Но если девица в первый же день не торопится уходить, то уже через месяц окажется, что она в тягости. Это мы проходили. Так что я выгреб из кошеля не две, а четыре монеты.
— Мне нечего тебе подарить в благодарность за несравненную ночь. Но возьми хотя бы это. Купи себе ожерелье.
Лиззи зажала деньги в кулачке и присела, изображая подобие реверанса.
— Благодарю, сэр Марк. Вы заглянете сегодня вечером в «Боярышник и омелу»?
Да ни за что. Месяц не покажусь. Терпеть не могу, когда на меня тоскливыми глазами смотрят, будто я последний кусок хлеба украл.
А пару раз даже приворожить пытались. Хорошо, что все это колдовское дерьмо поверху плавало, я его повылавливал и выбросил. А то неделю бы животом маялся.
— Не знаю, милая. У меня много дел.
Я открыл дверь, и Лиззи, алея ушами, торопливо прошмыгнула мимо Тобиаса. Тот посторонился и одобрительно хмыкнул, проводив взглядом носик, волосы и округлости. Главным образом округлости.
— Заходи. Поможешь застегнуться.
Я не Лиззи, сам себе шнурки не затяну.
И денег за ночь телесной любви мне никто не дает. Нет, меня трахают в мозг. Тем и живу.
В приемной уже было людно. Две тетки с корзиной, из которой торчала куриная задница в пышном рыжем пуху. Парень с подбитым глазом и обрезанными тесемками от кошеля на поясе. Зареванная девица в новеньком, но уже обтрепанном платье. И группа мужчин — строгих и серьезных, с той особой значительностью в лицах, которая появляется у людей, осознающих всю глубину постигшей их беды. Словно есть какие-то правила, по которым горе дарует особые права и привилегии. Вот и сейчас я прошел к столу, а мужчины встали и обошли безмолвную очередь. Даже курица перестала квохтать и возиться под тряпкой.
— Добрый день, милорд, — заговорил самый старший, с пушистой бородой, в которой инеем пробивались пряди седины.
Я кивнул. Что-то мне подсказывало, что добрым день только что быть перестал.
— Мы тут собрались и решили к вам идти, в город. Сами мы люди темные, слабые, ничего поделать не можем. А вы о законе печетесь. Вот мы вам и вверяемся. Защитите нас, коль ваша тут сила.
Ты гляди, целую речь подготовил. Что ж у них там стряслось? Явно не пастух корову пропил. Я сделал самое серьезное лицо, какое мог.
— Что случилось?
— Дети пропадают.
Чтоб тебе. Господи, ну почему не корова?!
— Где именно?
— Везде. И в нашей деревне, и в соседских. Шестой вот вчера домой не вернулся.
— Как пропадают? Когда?
— Да уж месяца два тому, как началось. Уходят, кто зачем, и не возвращаются. Томми за земляникой пошел, Джок и Салли гусей к пруду гнали, Сэмми в прятки играл.