А девственниц, кстати, ни один из драконов не желает. И правильно делают. Кому они нужны, эти девственницы, куда их девать?
Перед колодцем сморчок остановился, вскинул руку.
— Дальше не подходи. Это опасно.
О да, очень. Нет зверя страшнее толстожопой ящерицы.
Сморчок обошел дыру в земле, встал на карачки, прислушался.
— Вроде бы скребется. Странно. Днем дракон должен спать.
Вот дьявол!
Даже не вздумай сдрейфить в последний момент, мудила.
— Может, ворочается во сне, милорд?
Сморчок пожевал губу, прополз вперед и заглянул в дыру.
— Темно. Не видно ничего. Сейчас посвечу, — между пальцами у него запрыгали рыжие искры.
Ну чтоб тебе!
— Вы же его разбудите, милорд!
— Да, пожалуй. Ладно, рискну. Привяжи веревку вон к тому дереву, — сморчок ткнул пальцем в ближайшую осину. — Я спущусь вниз, и если дракон там, то убью его. Стой здесь и будь готов. Как только я позову, сразу тащи наверх. Ни секунды не медли.
— Понял, милорд, — я захлестнул веревку вокруг ствола и вывязал аккуратную восьмерку. — Готово.
Сморчок зачем-то подпрыгнул два раза, помахал руками и, обвязавшись поверх пояса, встал на краю колодца.
— Готов?
— Да, милорд.
— Я спускаюсь.
Он попятился назад, встал на четвереньки и сполз ногами в яму. Уперся там во что-то и, медленно перебирая руками по веревке, начал опускаться. Съехал вниз животом, потом грудью, перевалился за край целиком. Теперь над землей торчала только его голова. Потом она исчезла. Сморчок меня уже не видел, натянутая веревка звенела от напряжения. Я дернул за край, распуская стопор.
Крик.
Удар.
Яростный визг голодных козоедов. Хруст. Чавканье.
И никаких сморчков.
Получилось. У меня получилось.
Я опустился на землю. Сердце колотилось, воздуха не хватало — будто бегом на самый верх башни поднялся. Руки тряслись, и я сжал их в кулаки, упер в колени.
Господь бог мой на небесах, я смог.
Было сложно, но я все сделал как надо.
Через два дня меня пригласили на беседу в замок. Шерифа я встретил во дворе. Увидев меня, он кивнул, изобразил лицом сильнейшую озабоченность и торопливо нырнул куда-то вбок. Видимо, в карьерном плане я был сейчас аккурат между чумой и проказой. Даже не заговорил, трусливый сукин сын. Ну, хоть какая-то радость.
Гости сидели в креслах, расслабленные и вкрадчивые, как коты над полудохлой мышью. Я остановился так далеко, как это было пристойно, и поклонился.
— Приветствую, господа.
— Добрый день.
Они замолчали.
Я тоже молчал.
Не знаю, чего они ждали. Думали, что если на меня внимательно посмотреть, я зарыдаю и во всем признаюсь? Серьезные же люди — а как дети, право слово. Этот прием даже с пьяными саксами не работает. В жизни тупее не видел.
Они сдались первыми. Крупный, рыхлый мужчина завозился, складки на роже пришли в движение, как у зевающей свиньи.
— Вы, надо полагать, Марк Денфорд?
— Да, милорд.
— Нам, думаю, представляться не надо. Вас же предупредили, кто мы?
Вообще-то нет, но я догадался. Не в конюшне же меня мама нашла. Хотя, конечно, с моей мамой уверенности нет.
— Я знаю, кто вы, господа.
— Отлично. Что вы можете рассказать о сэре Уильяме?
— Весьма достойный господин. Достиг больших высот. Несомненный образец для подражания.
— Вы так полагаете? Удивлен. Я думал, сэр Уильям будет вам неприятен.
— Нет, милорд. Сэр Уильям — чудесный человек.
— И вы никогда не испытывали недовольства? Ведь сэр Уильям занял место леди де Бов, с которой вы, если я не ошибаюсь, находились в тесных взаимоотношениях.
— Недовольство? Никогда, милорд.
— И отчего же?
— Потому что сэр Уильям — достойный господин. Разумный и любезный.
— Неужели? Мы точно об одном и том же человеке говорим? Уильям, которого помню я, был любезен только с ограниченным кругом людей. И этот круг не включал… обслуживающий персонал.